Глава 12. Неприкасаемые
…слепое упрямство — отнюдь не доблесть,
а слабость под личиной ложного оптимизма.
Джон Уиндем «Кракен пробуждается»
Дождь лил уже третий день и прерываться не собирался даже на короткое время. Мелкие капли монотонно барабанили по капюшону плаща. Арья мысленно вознесла благодарность сестре, настоявшей на том, чтобы пошить ей этот легкий плащ из тонко выделанной кожи, от холода он не защищал совсем, а вот в дождь оказался незаменим. Арья коротко вздохнула и взгляд ее быстро пробежался по унылому серому пейзажу вокруг. Хоть бы какая деревенька попалась! Пусть это будет самое захудалое поселение или даже просто чье-то одинокое жилище, она не привередлива, она не ждет и не ищет ничего кроме крыши над головой и горячего очага, у которого можно согреться. Ночевать под открытым небом ей не в новинку и ничего ужасного она в том не усматривала, но вот проклятущий этот дождь грозил через пару таких ночевок обернуться простудой, без которой она вполне может обойтись. Хуже болезни может быть только болезнь, приключившаяся в пути. А путь ей предстоял неблизкий, хоть она и проделала уже ровно половину его. Оставшаяся половина обещала правда быть не так тяжела, все-таки Речные земли это не Север.
Путешествовала Арья налегке. Да и много ли надо одинокому путнику? Удобная и теплая одежда, крепкие сапоги да острая сталь, все остальное не проблема, если прилагается туго набитый кошель. Об одежде позаботилась Санса, уж в этом она всегда разбиралась лучше многих и совершенно точно лучше Арьи, весело поблескивающих золотом монет тоже сестрица отсыпала щедрой рукой, а острую сталь она давно уже получила от братьев — неизменная Игла была с ней и напоминала о Джоне, а кинжал из валирийской стали, так и не получивший никакого имени, верно служил и был памятью о Бране.
При мысли о братьях Арье сделалось грустно и даже всплакнуть захотелось на минуту, а одиночество и стена из дождевых капель только подталкивали к такому несвойственному ей занятию, присущему больше Сансе. Вот уж у кого всегда были наготове слезы любого калибра, для каждого случая полагались свои слезы, так же как свои взгляды, свои интонации… она даже платья и те носила не просто так, а подолгу зависала перед распахнутыми шкафами раздумывая, что из ее обширного гардероба не только наиболее уместно в данный момент будет, но и станет ее союзником и тайным помощником. Санса на полном серьезе могла в беседу с одним из платьев своих вступить, когда Арья впервые это пронаблюдала — решила, что сестрица умом тронулась, но та задвинула ей длиннющую речь о том как важно правильно выбрать одежду и не только одежду, но и украшения и прическу и даже аромат духов, все это ужасно важно и может сыграть роль чуть ли не судьбоносную, примеры тоже не забывала приводить… Речь свою она толкала, расхаживая перед Арьей по своей гардеробной комнате, шурша расшитым шлейфом домашнего платья и какой-то кистью пушистой неистово размахивая. Минуте на десятой Арья окончательно потерялась во всех этих скользких шелках и душных бархатах, была спутана намертво жемчужными нитями и повержена окончательно сверкающим изумрудным гребнем, который Санса нежно поглаживала, будто живое существо. Дальше Арья просто сидела, невпопад кивала, осоловело хлопала глазами, делая вид, что слушает, а на самом деле боролась с неумолимо на нее наступающей дремотой, борьбу эту в итоге проиграв. Полное поражение ее ознаменовалось гулким стуком и несильной, но обидной болью — Арья, окончательно одурев от путаных сестриных речей, уснула, рухнув на стол за которым сидела и крепко приложившись лбом о столешницу. Санса поначалу попробовала было впасть в обиду на такое явное пренебрежение к своей персоне, но всмотревшись повнимательнее Арье в глаза вздохнула, рассмеялась, ухватила за руку и поволокла за собой по коридорам Винтерфелла, громко требуя немедля ей льда подать, а то «сестрица дорогая оступилась на лестнице так неосторожно и головой ударилась».
К этой, немного странноватой, Сансе привыкнуть оказалось на удивление легко, она была проще и спокойнее себя прежней, больше улыбалась и шутила, не придавала значения мелочам и главное — принимала людей такими какие они есть. Как она набралась такой мудрости гадать не приходилось — причиной был Джон. И он же был причиной ее неподдельных слез, ее счастливых улыбок, а иногда и искаженного лица, застывающего словно одна из масок в Черно-белом доме. За ее весельем, за ее силой, за умом и несгибаемостью скрывалась целая бездна боли и причиной тоже был Джон. Он вообще был причиной всего, вот за что ни схватись, куда ни посмотри, о чем не подумай — везде он.
Арья трясла и тормошила сестру, выпытывая и выманивая подробности, не из любопытства конечно же, видят боги, что нет, а из желания хоть как-то помочь ей, может быть как-то склеить сердце, которое не просто разбили, а испепелили буквально.
— Ну что ты нашла в том Джоне? — вопрошала она наконец сестру. — Нет, я понимаю, он замечательный и все такое, но — брат! Что ты усмотрела в нем сверх того? Чем он тебя так приворожил, я не понимаю…
Ох, как она тогда пожалела о своих опрометчивых словах и вопросе этом! Она-то, спрашивая об этом и прося подробности, имела в виду чувства и мысли, может быть причины почему никто больше сестру не привлекал, в общем спрашивала Арья о духовном и нематериальном, а по итогу вынуждена была слушать о вещах более чем материальных и прямо-таки откровенно телесных, а именно как красив их брат, какой он весь пленительный на ощупь, вкус и запах, какие волосы шелковистые если пропустить тугие завитки сквозь пальцы и какой у него при этом бездонный завораживающий взгляд, как он убийственно нежно и страстно целует и как он оказывается умопомрачающе сладко трахается… вот без подробностей последнего Арья очень хотела бы обойтись, но Сансу несло, глаза были хоть и сияющими, но совершенно больными и несчастными и прервать ее у Арьи просто духу не хватило. Завершив эти откровения, Санса растерянно взмахнула ресницами и закончила голосом тихим, страшным и преисполненным обреченного спокойствия:
— А ему меня никак не надо. Совсем не надо. Он меня не любит и не хочет и ему не жаль даже ни капли. Он не думает даже. Не вспоминает. Он никого кроме нее не видит. Ему там хорошо с ней, у ног ее лежать послушно, ему вот это надо, понимаешь? Он ради этого от меня отказался.
Арья совсем была растеряна и не знала, что думать и чему верить, потому что по словам Сансы каким-то слишком уж нереальным выходил Джон, не человек, а чистое искушение. Ну или проклятие. Кому как больше нравится. Только вот Джон таким отродясь не был и Арья после некоторого размышления списала такие явные преувеличения на влюбленность и привычку сестры все излишне драматизировать и сгущать краски, что конечно же не отменяло того, что Санса совершенно растерзана, все с ней неладно и плохо и надо ее срочно спасать.
Заглянуть бы сейчас в глаза Джону и поинтересоваться как он мог оставить Сансу одну в таком плачевном состоянии, предварительно сам же и ввергнув ее в это самое состояние. Не умещалось у Арьи в голове как можно было поскакать радостно к своей ненаглядной королеве, когда здесь семья, которая в нем нуждается.
Конечно Арья молчала и вслух ничего при Сансе не говорила, дабы не усугублять лишний раз, но про себя ругала своего самого любимого брата самыми последними словами и злилась на него так, как не злилась даже на восставшую из преисподней, где ей самое место и было, королеву. С ней-то все понятно, она им чужая, она — противник, враг, с которым надо вести войну и победить любой ценой, а вот что делать с Джоном было решительно непонятно…
В таверне было тепло и пахло пряностями, которые добавляли в вино по случаю прохладной погоды. Еще пахло свежей выпечкой, горячим воском, сухими травами, что целыми гроздьями свисали с потолка.
Час был поздний и народу почти не было. Какой-то человек в углу сидел над большой кружкой эля и высвистывал на побитой жизнью флейте заунывный, но довольно приятный мотивчик. Сам музицирующий был под стать своему инструменту — сильно немолод, с густой гривой темных спутанных волос, не сказать, что одет в лохмотья, но вся его немудреная одежка точно видала лучшие времена. И косой шрам от виска до подбородка, придающий лицу вид расколотой театральной маски. За столом музыкант пребывал не один, а в компании мрачного бородатого человека, облаченного, в необычный для такого места, темно-зеленый бархат. Бородач неспешно прихлебывал из кружки и что-то говорил своему приятелю, тот лишь изредка отвечал, почти не отрываясь от тихой своей флейты.
Еще была троица местных крестьян, что довольно мирно и относительно тихо обмывали какую-то мелкую сделку, весьма удачно между ними заключенную.
На хозяйском месте за высокой, сколоченной из грубых досок, стойкой восседала довольно миловидная женщина, в чьих руках негромко позвякивали спицы — пока не было других дел она что-то там вязала из неотбеленной шерсти неясного цвета.
Эта таверна была не самым лучшим заведением в Речных землях и Арья вполне могла бы выбрать местечко получше и почище, но зато здесь совершенно точно было вкусно и здесь был старый знакомец, с которым она была рада повидаться. Она с удовольствием уминала вкуснейший пирог с индейкой и грибами, до этого навернув миску восхитительного тыквенного супа, а еще ее ждали сладкие медовые булочки и крепкий эль пенился в кружке. В очаге потрескивал огонь, на столах теплились свечи, а вокруг плеч уютно обернулся, пусть и колючий, но такой теплый плед. А напротив сидел и довольно улыбался старый приятель ее прежних странствий. Со времени последней их встречи Пирожок прибавил малость в росте и заметно раздался вширь, повзрослел, возмужал и отпустил даже густую курчавую бороду. Появлению ее он жутко обрадовался, долго тряс ее руку, светясь улыбкой, после живо метнулся к хозяйке, что-то там на ухо ей шепнул, еще и бровями выразительно поиграл. Дальше Арья была подхвачена, усажена на самое лучшее место, укутана в плед, перед ней почти сразу же образовались тарелки и миски с едой, а Пирожок, явно довольный собой, уселся напротив, пристроил перед собой большую дымящуюся кружку и у них потекла сама собой беседа ни о чем и одновременно обо всем на свете. Они говорили о самых простых и незамысловатых вещах, Пирожок рассказывал о мирной и размеренной своей жизни, Арья выдала парочку историй о своем плавании, избегая иные темы, потому что уж Пирожку точно без надобности все эти битвы с мертвецами, игры в престолы и вернувшиеся из небытия королевы.
— Ты хоть денечка два побудешь у нас или поутру в путь? — вопрошал ее Пирожок. — Если остановишься у нас немного, то скоро тут будет ярмарка, ягод навезут и я буду печь трубочки с вишней, тебе точно понравится.
Арья неопределенно пожала плечами, она и сама еще не решила когда продолжит свой путь и намеревалась подумать об этом перед сном. Вишневые трубочки конечно были аргументом несерьезным, а вот небольшая передышка в пути была бы ей кстати, а заодно неплохо было бы убедиться, что все эти дни и ночи под бесконечным дождем не свалят ее с простудой, потому что если уж и болеть, то лучше здесь, с возможностью отлежаться пару дней в тепле, чем в дороге. Арья широко зевнула, утыкаясь в колючую поверхность пледа — спать хотелось нестерпимо.
— Комната для тебя скоро будет готова наверное, — улыбнулся Пирожок и кивнул вслед паре бойких девиц, что деловито протопали по узкой лестнице на второй этаж, проскрипев немилосердно ступеньками, — вон как девчонки носятся. Стараются.
— Ну могли бы уж так и не убиваться, — заметила Арья, — я не привередливая. И уж точно не капризная.
— Ты ж ведь не абы кто, а благородная леди! Потому и стараются, — немедля возразил ей Пирожок, абсолютно искренне кажется не понимая, что леди тоже бывают разными.
— Ну леди, — нехотя согласилась Арья, — вы ж все разве дадите про это забыть? Спасибо, что хоть принцессой не величаешь, а то уже находились умники. Развелось родни с коронами на головах, страшное дело, скажу я тебе! И вот даже если и леди вдруг, то почему сразу все ведут себя так, словно я капризная дурочка в кринолинах? Разве я похожа? Да ни капли! И если б ты не сказал своей хозяйке кто я, то может она бы вообще не догадалась, а то и вовсе погнала меня взашей отсюда.
— Э, не-е-ет, — протянул Пирожок, — может раньше ты и могла кого обмануть, но теперь уж все. Вот только посмотреть на тебя и сразу понимаешь, что перед тобой леди, самая что ни на есть настоящая.
— Можно подумать ты тех леди много видел за свою жизнь, чтоб отличать настоящая она там или прикидывается, — чуть насмешливо проговорила она, делая добрый глоток эля.
— Ну, много не много, а еще одну, кроме тебя, видел, — важно сообщил ей Пирожок, — да. Леди Рослин, супруга лорда нашего Талли. Была тут у нас с большой свитой, мимо проезжая. Долго сидели они, потому как миледи в тягости была и ей в пути нехорошо сделалось, а тут мы как раз рядом. Свита ее вся тут расселась, а сама она со служанками наверх поднялась. Мы свите умучились тарелки таскать да кубки, то одно, то другое им. А миледи только сидела наверху и ей туда чаи травяные носили, а после знахарка местная прибежала, за ней сразу кого-то отправили и миледи сразу полегчало, как старуха эта там что-то колдовала над ней. А после значит леди Рослин спустилась и моего смородинового кекса пожелала попробовать. Очень ей понравилось тогда, она мне сама, своей ручкой, золотого дракона дала. Вот так-то, — многозначительно причмокнул Пирожок, явно гордясь собой и своими пекарскими талантами, которые аж целая леди оценила.
— Ну и как тебе леди Рослин? Красивая? — задорно подмигнула Арья.
— Так разве ж леди некрасивые бывают? Конечно красивая, — уверенно сказал Пирожок, — она вообще такая… ты знаешь, маленькая, голосок тихий-тихий, а слышат ее все. И кажись даже побаиваются малость.
— М-м-м… — блаженно закатила глаза Арья, надкусывая сладкую булочку, пропитанную медом и мгновенно забывая про Рослин, — знаешь что, друг мой Пирожок, я на обратном пути тебя с собой в Винтерфелл заберу. Сестра моя, как только вот такую булку твою попробует, так сразу же тебя произведет в рыцари, а если ты ей из лимонов что изобретешь, то пожалуй, что и лордом сделает.
— Да ну тебя, Арри, — отмахнулся Пирожок, по старой привычке именуя ее тем мальчишеским именем, — шутки все шутишь.
— С чего ты решил, что я шучу? Вовсе не шучу. Если хочешь, то и впрямь можешь со мной на Север отправиться, сестра моя точно такому умельцу рада будет, — тепло улыбнулась Арья. — Получишь должность в замке, станешь почтенным человеком. Ты мне сейчас ничего не говори, ты подумай хорошенько, а я как стану возвращаться, так непременно к тебе сюда загляну, тогда и ответ мне скажешь. Ну и если надумаешь ехать, то сразу со мной и отправишься.
На этой ноте дружеская беседа была завершена, потому как подбежала одна из тех девиц, что служили горничными, и сказала, что комната для миледи готова. Арья всех тепло поблагодарила, подмигнула Пирожку и начала взбираться по крутой лестнице, при первом же прикосновении, издавшей недовольный скрип. Чей-то легкий и цепкий взгляд, проводивший ее передвижения, почувствовала не сразу, а когда почувствовала и обернулась, то ничего подозрительного не заметила. Списала на чье-то праздное любопытство и продолжила свой скрипучий подъем навстречу горячей ванне и теплой постели.
Королевская гавань была почти прежней, во всем напоминая тот, никогда не спящий, шумный, кипящий и бурлящий город, где рождались, жили и умирали люди, в который она приехала совсем еще девочкой, вместе с отцом и сестрой. Прежней столица была на первый, поверхностный, взгляд конечно же, а если чуть внимательнее всмотреться, увидишь страшные следы, оставленные драконьим пламенем. Впрочем искалеченный город Арью не пугал, иное пробирало ее холодком по спине — отметины драконьего гнева на людях, следы жутких ожогов на телах тех, кто смог выбраться живым из воющего ада во время штурма столицы. Многие, носившие на себе печати ее безумия, едва ступили на порог юности, вчерашние дети. Как та девочка, которую она не смогла спасти. Сейчас, когда она проезжала по улицам столицы, Арья снова погружалась в тот давний кошмар, где она, испуганная и растерянная, металась беспомощно и ничего не могла сделать, все ее умения и знания не стоили и гроша, она была незначительной песчинкой, сухим листом, подхваченным ветром судьбы, ее жизнь и ее смерть были в руках чудовища, проливающего потоки пламени с небес на некогда счастливый и живой город. И это был не дракон. Дракон был лишь магической тварью, ожившим темным чудом, инструментом в руках кровожадного монстра с красивым девичьим личиком и неземными глазами. Сердце в груди выстукивало свой ритм все отчаяннее по мере того как Арья погружалась в воспоминания, к глазам подступали слезы и вызревала в ней упрямая мрачная решимость. Она бы поклялась себе самой сейчас, что не позволит больше драконьему пламени прикоснуться ни к кому из живых, что не допустит больше горящего города, но такая клятва была слишком самонадеянна и опрометчива, потому что случиться может абсолютно все и вот в эту самую минуту ее и всех людей вокруг может накрыть тень драконьих крыльев. Арья стиснула зубы, усилием воли изгоняя болезненные воспоминания и горькие мысли о том как они все на самом-то деле беззащитны и уязвимы, и взгляд ее устремился вверх — затянутое белыми пухлыми облаками небо было тихим и пустым. Вот только отныне оно не было безопасным, над всеми ними висела неизбежная угроза, как проклятье, подвешенное колдуном на свою жертву, как отложенная на неопределенное время казнь для приговоренного. Хищник наметил добычу, заклеймил ее и теперь выбирает момент для решающего броска. Быть добычей Арья не желала.
Туго натянутая струна. Дрожит, того и гляди порвется, повиснут обессиленные безжизненные обрывки и не связать уже и не сшить, не срастить никаким колдовством обратно, а потому истово хранить и беречь, опасаться вздохнуть рядом посильнее. Слишком хрупкий. Напряженный. Обманчивая прочность. Иллюзорное спокойствие. Лгать он умеет отменно — ему верят, не задумываясь даже о вероятности лжи. Арья не верит, потому что смотрит своими глазами и видит дикую, нечеловеческую усталость в глазах брата. Ей хочется обнять его, укрыть и охранить от всех забот и тревог, ему и так досталось слишком много. Только вот он не позволит ей и никому другому тоже, ему отвратительна слабость и он так неистово отрицает свою уязвимость, что Арья робеет и невольно отступает.
Ох, Бран… неизменный ее соратник по детским играм, родная неспокойная душа, всегда смеющийся чудесный мальчик, ловкий и подвижный, обещавший вырасти в прекрасного мужчину. Уже не вырастет никогда. Так и останется навечно хрупким юношей, вынужденно спокойным и умиротворенным. Сказать ему о том как ей жаль Арья не посмела, не рискнула этот хрупкий и непрочный кокон трогать, которым он себя опутал. Кто она такая, чтобы к нему вот так в душу лезть? Ну сестра и дальше что? Он ее к себе в душу не звал, значит так ему легче и лучше, в конце концов есть такие ноши, которые и впрямь не так тяжелы, если несешь их в одиночку.
Взгляд у него стал совсем невыносимым, прорезает словно тонкий клинок и кажется, что видит насквозь. Арья отводит взгляд, делая вид, что хочет налить себе вина, но и она и Бран знают, что вино — лишь предлог, чтобы выскочить из капкана проницательных и цепких глаз.
— Понятия не имею, что ты задумала, но я тебе не позволю это осуществить, — голос звучит мягко, но давит при этом нестерпимо, прямо-таки проползает в каждую пору на коже, подчиняя себе.
Арья посмеялась над Сансой, когда та говорила о сложностях общения с их венценосным братом, а теперь вот мысленно просила у сестры прощения за свою насмешку, потому что поняла наконец, на своей шкуре ощутила да и то лишь по касательной, мимоходом. Как же Санса выдерживает его раз за разом и при том ухитряется не утратить себя и самое главное — любви к брату? Еще и в спор с ним вступает и даже ухитряется из споров этих иногда, пусть и с сомнительной, но все ж таки победой, выходить. Какая же чертова прорва силы и выносливости в этой рыжей, что приходится им сестрой? Кукольная принцесса, сделанная из кружев, ирисового аромата и сахарной пудры, внезапно оказалась живучей как дикая лесная кошка и изворотливой как песчаная гадюка. Арья мужественно вздернула подбородок повыше и посмотрела Брану прямо в глаза, если уж Санса может выстаивать против него, то она и подавно сможет.
— И как же ты мне не позволишь, дорогой братец? — нарочито задиристым тоном вопросила Арья. — При всей моей любви к тебе, ты мне не король даже. Я — северянка, а Север ныне независимое королевство и если кто и может мне приказывать, то это Санса. Она мои планы между прочим одобрила.
— Дорого запросила за одобрение? — проницательно сощурил глаза брат и сразу же осадил ее еще не успевшее даже как-то выразиться возмущение. — Ой, ну вот не делай такое лицо оскорбленное! Будто я не знаю Сансу! Она просто так ничего не делает.
— Зря ты так о ней, — укорила его Арья, — она думает о благе семьи и о своем народе. Она хорошая сестра и хорошая королева.
Бран закатил глаза, попутно обронив ироничный недоверчивый смешок.
— Все, что делает наша дражайшая сестрица, она делает на благо одного единственного человека — себя. Уж мне ли не знать!
— Ты к ней несправедлив! И раз так говоришь, то совсем ее не знаешь! — мгновенно вспыхнула Арья.
— Да уж куда мне! — голос брата прямо-таки сочился неприкрытым сарказмом. — Это ведь не я тут с ней и ее дурным характером четвертый год уживаюсь. И заметь — всегда был в ее отношении крайне терпелив и снисходителен, чем она мне никогда не отвечала, а напротив только и делала, что изводила меня своей несносностью и капризностью, пользуясь моей к ней неизменной любовью, — к концу этой речи весь сарказм из голоса брата испарился и на смену ему пришла совершенно искренняя обида.
Арья не знала смеяться ей или плакать. Они все прошли нелегкий путь, многое пережили, взлетели выше чем могли помыслить когда-то, а остались все теми же детьми с взаимными обидами, непониманием и неизменными жалобами друг на друга. Что ж возможно будь живы их родители они бы умилились и посмеялись над этим, но родители были мертвы, как многие другие. Они четверо сумели уцелеть, правда так вышло, что разбрелись по миру, но сейчас пришло время стае снова собраться вместе. Иначе ведь не выжить — этот урок они хорошо выучили. Поэтому Арья отбросила все лишнее и сосредоточилась на главном.
— Нашей сестре плохо, Бран. Что-то происходит нехорошее с ней и вокруг нее. Если мы не поможем ей, то случится беда.
— Я знаю, — мгновенно уловил и перенял ее серьезный тон брат, — это моя ошибка, моя вина. Я просчитался. Недооценил. Этого можно было избежать, надо было лишь отдать ей желаемое.
Желаемое? Это он о Джоне…? Арья ужаснулась своей мысли и тут же ее отбросила, как нелепую, но на всякий случай уточнила.
— Бран, я правильно тебя сейчас поняла? Говоря «желаемое» ты подразумевал…?
— Ага, — беззаботно кивнул тот, — я о нем. Надо было выдать ей его, обвязав подарочными лентами, и куда меньше проблем сейчас легло бы мне на плечи.
— Ты в своем уме, Бран? — Арья даже возмутиться не смогла как следует от шока. — Ты говоришь о нашем брате так, словно он забава, игрушка.
— Так он и есть игрушка. Красивая, своевольная, редкая и очень опасная, если попадет не в те руки. Впрочем уже попал, сам прыгнул в одну наглую хищную лапу, ну, а лапа та не преминула его сцапать, ей, лапе этой, все нужны и до всего дело есть, как оказалось. Хлопнула наша королевишна себя по тугому бедру, скомандовала «к ноге!» и он побежал послушно, — в темных глазах Брана заплясали злые огоньки, голос понизился до хрипловатого полушепота и прорезалось в нем неприкрытое ехидство с оттенком горечи. — Сладко целует, на ручках носит, любой каприз бежит исполнять. Под ноги ей стелется, — на этих словах Бран с отвращение сплюнул и следующие слова тоже будто выплюнул в гневе. — Я только одному рад — дракон его мертв давно! Хотя он и без дракона… Спятившая бесноватая тварь!
Арья слушала с округлившимися глазами и открытым ртом, едва совладала с собой, сглотнула и сипло выдохнула внезапно пересохшим горлом, закашлялась и наконец вымолвила, обретя дар речи:
— Бран, я понимаю, что ты зол, но все же хочу напомнить — ты говоришь про нашего брата сейчас, а потому прошу тебя выбирать слова.
— Я говорю про принца Эйгона Таргариена, не припомню такого среди наших братьев, — отрезал он холодно.
— Не называй его этим именем! — Арья вскочила в ярости, сжимая кулаки. — Его зовут Джон!
— Да неужели? — брат расплылся в издевательской улыбке, вспышки ее гневной словно и не заметив при этом. — А чего это тогда мне тут недавно послание пришло от принца Эйгона Таргариена, не подскажешь? Личное. Очень личное. А в послании знаешь что было, а? Головы, сестричка, го-ло-вы! — с громкой и жуткой торжественностью провозгласил Бран.
— Головы…? — Арья с размаху рухнула в кресло и уставилась в темные сверкающие глаза. — Какие еще головы?
— Головы, — подтвердил он с улыбкой. — Это он со своей ненаглядной королевой в Просторе порезвился так. Вот жил-был в Просторе лорд и жил бы дальше, если б не поехал на переговоры с нашей дивной драконьей парочкой. Шестнадцать отрезанных голов передо мной положили. Они их сами, кстати, резали, своими руками. Скучно им что ли, раз таким лично занимаются? Или просто отравленная кровь дает себя знать таким вот образом? Ну что думаешь, сестрица дорогая? Ничего пока? Ну будет еще время мнение составить. И рассказанное мной сейчас — лишь один крохотный момент из всего ими устроенного. И никто его не неволит и не держит, никто не заставляет. Все сам.
— Я не могу… — Арья чувствовала как бледность заливает ее лицо, — не могу поверить. Не проси меня, слышишь?! Не смей просить поверить! — выплеснула больным отчаянным криком и сразу после этого крика зашептала умоляюще: — Бран, миленький, скажи, что неправда, скажи, умоляю. Скажи, что это не он, не наш, не мой Джон, ведь он такой всегда был… и он до последнего таким и оставался… хорошим, всегда знал как правильно и никогда бы… скажи, прошу, что неправда.
— Прости, — проговорил Бран, протягивая ей руки ладонями вверх и когда она вложила в них свои холодные и почти утратившие чувствительность кончики пальцев, сразу же сжал горячо, стремясь видимо этим жестом показать, что он с ней и разделяет ее горечь, — лгать я тебе не стану. Я сам видел все о чем говорю… ну, не совсем сам, но ты поняла. И именно он прислал мне это страшное послание. Не она. Она вообще никакого касательства к этому посланию не имеет. Так что никакого брата Джона у тебя больше нет. Мне правда очень жаль.
— За что он с нами так? Мы ведь ничем не заслужили… Ну не за Стену же это месть! И не за трон, который ему никогда не был нужен! Да он же сам тогда сказал, что все понимает!
— Конечно нет. Не за трон и не за Стену. Это нам за нее, — Бран грустно улыбнулся.
— Он сам убил ее!
— Сам. Только вот любить не прекращал и, поверь мне, мы даже еще не начали пожинать плоды этой любви. Жуткими будут эти плоды и накормит он ими нас всех досыта. Вколотит в глотки и рука не дрогнет.
— Да за что?! Никто ведь не виноват перед ним ни в чем! — вскричала она беспомощно и тихо прошептала следом: — Мне бы с ним поговорить… просто поговорить. Я бы смогла до него достучаться, смогла.
— Да плевать он хотел кто там виноват или нет, — отмахнулся от ее наивного аргумента Бран. — Нет над ним более никаких королей и богов кроме нее и не помогут никакие разговоры. Он ее выбрал, Арья! Очнись ты наконец! Он с ней вместе против меня начал войну!
— Все из-за нее! — не могла, не способна просто была Арья принять любимого самого брата как чужого отныне, как врага им всем и перенесла вину и ответственность на ту, что своим появлением испортила все и продолжала портить.
— Из-за нее, — спокойно согласился Бран, — но признай — она того стоит. Она удивительная на самом-то деле, ах, видела бы ты ее по возвращении! Танцующее пламя! Мечта, а не девушка! Таких как она нет больше и не будет уже никогда. Она ведь живая легенда, ты понимаешь это? — брат был серьезен как никогда.
— Уж не влюбился ли ты братец? С таким восторгом говоришь о ней, — насмешливый тон сам собой у нее образовался, не могла Арья понять эти страсти по драконьей королеве.
— Тоже скажешь — влюбился, — передразнил он ее, — просто признаю очевидные вещи и не имею привычки недооценивать противника. Мы как угодно к ней можем относиться, но это не отменяет того кто она есть и того факта, что она действительно стоит, чтобы за нее сражаться. Для определенного типа людей разумеется.
— Она не стоит ничего, — медленно и с нажимом проговорила Арья. — И она никто — лишь обезумевшая кровожадная тварь, что выползла из пекла каким-то чудом. И я намерена загнать ее обратно. Жаль, что тогда не добралась до нее. Сейчас доберусь и вырежу сердце, а после отволоку тело на Север, разрежу на кусочки и волкам скормлю. Чтоб уж наверняка упокоить! Чтоб точно нечего было возвращать!
— Ты этого не сделаешь, — веско и тихо проговорил Бран. — Я не позволю тебе и не отпущу к ней.
— Назови хоть одну причину мне тебя послушаться?
— Сейчас мною задействован один план… если нам повезет — твое вмешательство не потребуется, — говорил брат медленно и по тому как тщательно подбирал он слова, Арья поняла, что детали плана он сообщать ей не собирается.
— А может и не повезти? Ведь так? — продолжила она гнуть свою линию.
— Может, — покладисто согласился с ней Бран снова, он вообще, как она заметила, старался не спорить лишний раз ни с чем.
— И тогда ты не станешь пытаться меня удержать? — логично предположила Арья.
— Стану, — а вот это было неожиданно.
— Вот мы и вернулись к вопросу о причине, — подвела она короткий итог. — Назови хоть одну.
Брови Брана сошлись на переносице, губы сжались в тонкую линию — он словно сам с собой борьбу вел, или сам с собой же спорил, наконец видимо пришел к какому-то решению, вскинул на нее глаза, а рот его исказила болезненная гримаса и вообще весь облик пропитался болью и внезапно — страхом.
— Потому что я люблю тебя. Потому что ты моя сестра и я тобой дорожу. И потому что она целует твою смерть, — тихий его шепот прервался, он чуть слышно всхлипнул, немного помолчал и в отчаянии выкрикнул, — он же убьет тебя, Арья!
— Он? — не поняла Арья, ошеломленная таким внезапным поворотом. — Кто он, Бран? Ее дракон? Но ты сказал «целует», она что дракона своего целует? Впрочем не удивлюсь, если не только целует, — рассмеялась она нервно и громко.
— Не заставляй меня рассказывать, — казалось, что сейчас слова причиняют Брану физическую боль, с таким усилием они выталкивались из его рта. — Не сейчас хотя бы. Туманно слишком. И больно. Я вообще не должен был. Я боюсь сильно за тебя, потому не сдержался. Прости меня за это.
— За что ты извиняешься? — Арье стало жутко неуютно от того, что он и правда себя сейчас виноватым чувствует непонятно в чем.
— За тревогу, что сейчас поселилась в твоей душе.
— Никакой тревоги у меня нигде не поселилось, а придет — выгоню, — с улыбкой заверила его Арья. — Не смей казниться из-за ерунды, ни в чем ты не виноват. И про это туманное, как ты сказал, тоже забудь. И вообще, знаешь, что я тебе скажу? Если дойдет до того, что я все же отправлюсь к ней, то будет там кому мне помочь. Рядом с ней ходит один старый мой приятель и говорят она ему доверяет, — хитро улыбнулась она, — так что одна я не буду.
— Только не говори, что ты о Джендри сейчас… — недоверчиво покачал головой Бран.
— Я конечно могу не говорить, но вообще я именно о нем, — закивала Арья, — он вообще-то любит меня, даже замуж звал. Так что… — она многозначительно подмигнула.
— Арья, Арья, Арья… — нараспев повторил Бран ее имя, — как же ты, при всем твоем уме, наивна в некоторых вопросах. Он повязан с ней намертво, с самого начала во все ее дела вовлечен и самое деятельное участие в них принимает. Так что ничем он тебе помогать не станет. Времени прошло немало, а люди имеют свойство меняться — не забывай об этом.
— Он не изменился, а попал под влияние, — уверенно заявила Арья, — он хороший человек и ему не чужда благодарность, а ей он обязан всем. Думаю, причина его участия в ее делах именно в этом кроется — он себя ей обязанным чувствует. Я найду способ с ним встретиться, мы поговорим и…
— Ты и правда считаешь, что иногда достаточно просто поговорить с человеком? — не стал ее дослушивать брат.
— Да, я так считаю. Главное найти правильные слова и быть искренним. Для меня в свое время такие слова нашел один человек и тем спас мне жизнь скорее всего.
— И кто этот чудо-человек? — судя по тону, Бран ей не верил.
— Это уже неважно, он мертв. Он был хорошим человеком… в глубине души… очень в глубине. С тех пор я верю, что до каждой души можно достучаться правильным словом… если конечно есть душа.
— Нет, ты все-таки возмутительно наивна, — покачал Бран головой. — Знаешь, я тебя не стану переубеждать, но расскажу кое-что занятное, а там уж ты сама подумай.
Арья уселась поудобнее, подперла рукой щеку и изготовилась слушать и Бран начал рассказывать неспешно и тем мягким голосом, каким обычно сказки на ночь рассказывают.
— В самом начале их веселенькой прогулки по Простору случилось вот что — несся твой Джендри на коне через свое войско, красивый и на папеньку своего в молодые его годы ужасно похожий. Его конечно приветствовали бурно и шумно, его там вообще в Штормовых землях любят. А она на драконе прилетела и как приземлилась он к ней значит устремился, с лошадки соскочил, ручку ей поцеловал, ну как положено все в общем, да. А после как подхватит ее на руки! Ну она дева легкая и стройная, чего бы и не подхватить? Тут, думаю, и я бы справился, а уж ему она и вовсе как пушинка. Так вот, он ее значит подхватил и прямо на плечо себе усадил, представь только! Она руки вскинула, машет приветственно и хохочут оба, счастливые такие. А Дрогон позади них как крылищи свои раскинул и все солнце ими закрыл, будто к закату сразу стало, хоть и полдень, а он еще и взревел! Представляешь что там с людьми творилось? Орали, вопили как одержимые, в щиты колотили… полной ложкой откушали вдохновения на бойню в Просторе. Такая вот история у нас приключилась, — закончил он рассказ и сразу же поинтересовался, — что скажешь?
— А что тут говорить? — протянула Арья несколько разочарованно, ожидала она явно чего-то более интересного. — Покорять толпу она, так понимаю, всегда умела, к пафосным таким вот жестам тоже всегда была склонна, так что чего тут необычного? Ну Джендри разве что… да и то ничего особенного он не сделал, скорее поддался влиянию момента ну и ее влиянию.
— Так-то оно так, только вот ведь самое интересное в другом, — мечтательно промурчал Бран, щуря глаза с искрами веселья в них, — все это, милая моя сестричка, уже было. Только на месте Дрогона была Мераксес, на месте Дейнерис — Рейнис Таргариен, а на месте Джендри — Орис Баратеон. И они проделали ровно то же самое в самом начале своего похода на Штормовые земли, которыми в те времена, как ты наверное знаешь, правил король Аргилак Надменный. Ну судьбу последнего штормового короля ты тоже знаешь, думаю, — улыбнулся Бран и добавил: — А Рейнис и Орис тогда своим представлением неплохо на битву свое войско вдохновили. Вообще такими вот яркими пафосными моментами пренебрегать не следует, как показывает история, люди такое любят.
— Ты на что мне сейчас намекаешь? — Арья скривила губы в недоверчивой усмешке. — Что он перерождение своего славного предка? Или что в Джендри вселился дух Ориса Баратеона? Если так, то надо его срочно спасать, — Арья состроила сосредоточенное лицо и сделала вид, что глубоко и всерьез задумалась о том как же избавить давнего друга от духа навязчивого предка.
— Да ну тебя! — воскликнул Бран и замахал на нее руками. — Никто ни в кого не вселялся, никто не перерождался, это все бред полнейший! Каждый тот кто он есть, так что не наворачивай пожалуйста мне тут рулет из мистики и привидений. Ты лучше взгляни на всю картину в полном объеме, сквозь пласты времени и оцени как повторяются моменты, как закольцовывается порой история… такие совпадения бывают редко и почти всегда они — знак грядущих событий. Я вот все думаю и думаю об этом, а разгадать никак не могу. Теперь вот и ты подумай, две головы лучше ведь чем одна, а ты порой на мир очень необычно смотришь… обещай мне, что не отмахнешься от меня сейчас формальным согласием для виду и чтоб не обижать, а правда подумаешь.
Бран, излагая эту просьбу, был серьезен и на шутки не настроен, кажется и впрямь было важно ему, поэтому Арья не стала возражать, хоть и не понимала, что там можно понять и как это чему-то поможет, но кивнула, соглашаясь.
— Подумаю, брат. И даже книжки про завоевание почитаю, чтоб лучше думалось.
— Зачем тебе книжки, когда у тебя есть я?! — распахнул он на нее глаза изумленно и даже как-то обиженно. — Спрашивай и я все тебе расскажу в лучшем виде и самом подробном, а главное — без всякого вранья и искажения фактов.
— Прости, — искренне покаялась Арья, — я как-то и не подумала… жаль, что ты показать не можешь ничего, я бы не отказалась посмотреть.
— И что ты жаждешь увидеть? Какие моменты выбрала бы? Пламенное поле? Или сожжение Харренхолла? А может битву драконов над Божьим оком, это когда принц Деймон Таргариен перепрыгнул со спины своего дракона…
— Да знаю я про его героический прыжок, — перебила Арья и отрицательно качнула головой, — нет уж, довольно с меня Таргариенов и их драконов. Пока она столицу жгла, я впечатлений набралась столько, что на всю жизнь теперь хватит. Еще и поделиться могу. А посмотрела бы я, будь это возможно, на деяния наших предков на Севере. И никакой войны чтобы.
— Да, мирное время прекрасно, а война омерзительна во всех своих проявлениях, но нам ее не избежать, нас в нее вовлекли и выбора не оставили.
— К слову о войне, — проговорила Арья задумчиво, — а почему она не убивает никого?
— Не понял, — воззрился на нее Бран с искренним удивлением, — она очень даже убивает.
— Я не об этом. Я о нас — о тебе, обо мне, о Сансе, о твоем деснице, да и о Джоне тоже. Он вообще самое большое мое удивление, как мне думается, его она должна была убить первым. Не знаю… прилететь и сжечь Винтерфелл вместе с Сансой. После начать выжигать столицу. Она ведь должна быть на всех ужасно зла… но столица нетронутая стоит, к Винтерфеллу она и близко не подлетала, а Джона приняла с распростертыми объятьями. Странно это все.
— Ах вот ты о чем, — Бран расплылся отчего-то в довольной улыбке, — Ну это просто совсем — мертвые враги ей неинтересны. Мертвые ведь ничего не чувствуют, а значит с ними ничего и не сделаешь. А так нас можно всех вовлечь в свои игры, ну, а Джон тут вообще особый случай и для меня пока, если честно, все между ними происходящее большая загадка.
— Может она припасла другую месть для всех нас? Более изощренную?
— С чего ты взяла, что ей нужна месть? Она даже не обижена и со всеми бесконечно мила была при встрече. Она как будто что-то узнала там, за гранью, очень важное и это знание ее всю перевернуло, переменило… нет, не в лучшую сторону совсем, а в другую просто… не знаю я как тебе объяснить! Это как раз тот случай, когда своими глазами надо видеть.
— Вот и Санса так мне сказала, — грустно улыбнулась Арья.
— И она права. Надеюсь тебе не доведется лично увидеть все эти… странности. Любые соприкосновения с ней нынешней крайне неприятны. Порой даже болезненны, — Бран поморщился, словно от боли и пронзил ее все понимающим и заранее все знающим взглядом. — Ты конечно же не послушаешься меня и сбежишь, если вдруг удача обойдет нас стороной… вот что прикажешь мне с тобой делать, а? Под замок тебя посадить? Сбежишь. В цепи заковать и стражу приставить? Не смогу я так с тобой обойтись. Умолять тебя? Запугать? Шантажировать? Не сработает. Ты разрываешь мне сердце, сестричка.
— Давай пока будем надеяться, что тебе не придется меня держать и отговаривать, а мне от тебя тайком сбегать. Потому что на самом деле мне не хочется. И мне не нравятся такие вещи, я бы хотела мирной жизни без потрясений и внезапностей. И еще я хочу получить от тебя обещание… — Арья замолчала, запнувшись. Почему-то сложно оказалось сказать давно надуманное и решенное сейчас, глядя в темные внимательные глаза брата.
— Говори. Что ж ты замолчала? Начала же уже, так заканчивай, — голосом Брана можно было воду замораживать, превращая вечно подвижную стихию в глыбы застывшего льда.
Арья набрала в грудь побольше воздуха.
— Война не будет вечной, рано или поздно кто-то в ней победит. Если победим мы, то когда все будет кончено, ты отдашь мне нашего брата, — последние два слова она произнесла очень веско, прямо-таки надавливая на них, словно подчеркивая. — Я клянусь тебе, что он не причинит никакого вреда, не сделает ничего против тебя, а ты поклянись мне здесь и сейчас, что не тронешь его. Неважно, что он сделал и еще успеет сделать, но если мы все будем живы — я заберу его с собой.
— Заберешь? — насторожился Бран. — Куда? В новое плавание?
— Не будет нового плавания, — решительно отрезала Арья. — После всего я вернусь в Винтерфелл и Джон вернется туда же.
— И что ты там будешь делать?
— То, что и должна была сразу — стану десницей королевы.
— А Санса знает, что у нее предполагается десница? Пока она обходилась как-то и более того — все намеки своих лордов, желающих получить заветную брошь, отметала мгновенно, да еще и высмеивала самых уж нелепых предлагающих себя на эту должность.
— Мы вместе приняли это решение, — спокойно ответила Арья, — а идея так и вовсе была ее.
Бран удивленно выгнул бровь и впал в раздумье, кусал губы, хмурил брови, беззвучно шептал, барабанил быстро и нервно пальцами по ручкам кресла, наконец пришел к какому-то итогу и приобрел вид спокойный и даже радостный.
— Это отличная новость. И прекрасное решение, пожалуй лучшее из всех возможных, — озвучил он свое мнение. — Вы с Сансой меня безмерно порадовали.
— А что на счет Джона? — Арья не намерена была отступать или сдаваться, она вытащит Джона отсюда и вернет домой. Она обещала — Сансе и самой себе.
— А справиться ты с ним сможешь? Унять разбуженного зверя? — получила она вопросы, вместо ответа. — Ты же не можешь не понимать сколько всего он способен натворить.
Арья понимала, более того она помнила — тлеющие угли во тьме его глаз и внезапная резкая холодность, которой раньше никогда не было. Сражение о котором никто не знает. Сражение в котором ни один меч не был обнажен. Они тогда победили, хоть и посчитали на тот момент себя проигравшими. Тогда они сражались вместе, вдвоем против одной, словно сбесившейся, стихии, наступали слаженно с двух сторон, использовали все средства, не стесняясь нажимали на все уязвимые точки, давили страшно и нечестно и в конце концов продавили. Арья отступила когда он был повержен, но не сломлен, Санса же решительным последним ударом пригвоздила его прямо к стволу чардрева, добивая хрустальными каплями слез и удовлетворенно зарываясь тонкими белыми пальцами в его густые черные кудри, прижимая к себе его крепко и словно бы говоря всему миру — не отдам! Арья приняла это за любовь к брату и порадовалась тогда еще тому, какими теплыми стали отношения Сансы и Джона, без прежней натянутости и холодности. Бран же смотрел на обоих сестер, гордый и торжественный, так полководец смотрит на своих солдат, возвращающихся с победой, он не вмешался тогда и не станет вмешиваться сейчас, поняла она, глядя на него, терпеливо ждущего от нее ответ.
— Я понимаю и я справлюсь, да и потом со мной будет Санса. А Джон… он просто забрел слишком далеко от дома и заблудился. Такое случается. Надо найти его и помочь вернуться, — завершив говорить Арья уставилась на брата не мигая, в ожидании ответа.
— Это сложное решение и дается мне оно непросто. Я сам считаю иначе, но я доверяю тебе, твоим выводам и суждениям, — Бран сделал большую паузу, намеренно нагнетая атмосферу, явно придавая значимость моменту и своим словам. — Пожалуй что на счет него мы договорились, — провозгласил наконец торжественно и протянул ей тонкую руку, которую Арья порывисто пожала, отмечая невольно, что кожа у него очень тонкая и такая сухая, что удивительно как не рвется.
— И еще условие, — добавил он, так и не выпуская ее руку и сжимая с неожиданной силой, — ты будешь рядом со мной пока Драконий Камень в осаде, даже за пределы Красного замка выходить не станешь.
— Идет, — с ходу согласилась Арья и уже в свою очередь сжала руку брата, не давая выскользнуть обманчиво хрупким пальцам, — но у меня тоже условие — я буду послушно сидеть в Красном замке, но не со своим лицом.
— Когда мы наедине — со своим. Я скучал по тебе, не лишай меня возможности видеть лицо любимой сестры.
— Договорились, — подвела итог Арья и их руки расстались.
— Я все же скажу про лица — мне не нравится это категорически, но я соглашаюсь — из уважения к тебе и потому что считаю это разумным. Хоть мне и не нравится, — не отказал себе в удовольствии немного поворчать Бран, а высказав свое недовольство задорно улыбнулся, сверкнул лукавыми искрами в глазах и объявил: — Раз уж ты будешь в облике девушки-служанки, назначу-ка я тебя своей личной чашницей. А что? Удобно! Ты всегда почти будешь рядом. Ты умеешь заваривать чай? Потому что вина я не пью.
— Я много что умею, брат, — Арья показала ему язык, — и я уже была чашницей, так что не испугаешь! Я же тебе не Санса, в конце концов.
— Это где ты была чашницей? — округлил он глаза.
— Ты лучше спроси — у кого я была чашницей? — поправила его Арья.
— Ты должна мне рассказать, — загорелся он живым любопытством, — и не говори, что мол я и сам могу посмотреть. Я не хочу ничего смотреть, я хочу тебя послушать. И про твое плавание тоже. Ты же расскажешь? — просительно и как-то по-детски почти промолвил он.
— Ну конечно я все тебе расскажу, брат, — тепло улыбнулась Арья.
Зеркало было гладким и холодным. Бесчувственным и правдивым. Оно без искажений и прикрас отражало действительность такой, какой она и была. Лицо в отражении было чужим. Украденный облик, самый жуткий обман из всех возможных, чудовищный обман, если совсем уж глубоко вдуматься. Глубоко вдумываться Арья не любила и не умела, она же не Санса в конце-то концов с ее тонкостью, ранимостью, умением видеть и чувствовать прекрасное. На фоне этой ее тонкости и чувствительности особенно ужасающе смотрелось почти что полное отсутствие сопереживания хоть кому-то. Санса словно разучилась ощущать чужую боль, не замечала ничьих страданий, кроме собственных. Зато она умела заботиться, напомнила себе Арья, к тому же она носит корону, которая давит на нее грузом ответственности за многих и многих. Может потому и стала она так безразлична, ведь если бесконечно пропускать через себя чужую боль, то вскорости ничего кроме нее и не останется, а там уже один путь — безумие и неизбежная гибель. Осязаемый холод, источаемый Сансой, вполне мог быть щитом, оберегающим ее от излишней растраты душевых сил, подумала Арья и недовольно тряхнула головой — ей мешали мысли о сестре, сбивали ее с нужного и необходимого сейчас.
Зеркало продолжало отражать симпатичное личико, почти родное и привычное. Из всех лиц почему-то именно в этом ей было удобнее всего, она могла подолгу не вылезать из этой личины и не чувствовала себя странно или неудобно, не было желания вернуть свое лицо и вообще ощутить свое тело, как в случае с другими. В облике миловидной девочки тринадцати лет ей было хорошо, единственным источником неудобства были волосы — длинные и густые, тяжелые пшеничные локоны, поначалу она с ними никак не могла управиться, они не желали держаться в неумело заплетенных косах, лезли в рот и глаза, в случае ветра так и вовсе начинали жить своей жизнью, а резать их она не решалась, боясь испортить любимый облик. Но ничего не бывает вечным и между ней и этими непокорными волосами было заключено шаткое перемирие — она их аккуратно причесывала и заплетала в тугую косу, самую простую, а они послушно лежали в этой косе, переброшенной через плечо, и не превращали жизнь ее в бесконечную битву со своими же волосами. Ну, почти со своими.
Вообще надо было с этим лицом завязывать поскорее, а лучше так и вовсе его уничтожить. Все чаще ловила она себя на нежелании выходить этого облика и все чаще надевала его без всякой на то нужды. Вот даже сюда явилась с этим лицом, хотя спокойно могла приехать в столицу открыто и в Красный замок без всяких масок заявиться, ее встретили бы с почестями и поклонами, все-таки она была сестрой короля, но вместо этого она пробралась тайком и несколько дней скрывалась, наблюдая, сама толком не зная зачем именно. И она еще не один день вот так по углам скрывалась бы, если б Брану не осточертел маскарад за его спиной и он не выволок ее на свет. А она вот при первой же возможности снова вползла в эту шкуру и ничем ее теперь отсюда не выманить. Бран вытащит, подумала она, не зря ведь вытянул из нее обещание наедине с ним быть собой и это не прихоть была с его стороны — он совершенно точно учуял неладное, теперь вот будет пытаться разузнать. Не сможет конечно, куда ему, когда она и сама ничего не знает, а только лишь смутно ощущает. Позже она подумает обстоятельно об этом и все распутает и разгадает, но не сейчас, сейчас есть дела и поважнее.
Хотя конечно она понимала прекрасно, что сложившаяся ситуация с лицами была однозначно крайне дурна и надо было что-то делать, но сейчас Арья ничего сделать не могла — она слишком сильно нуждалась в маске, потому она дала себе слово, что по завершении всего, она вернется на Север и спалит то, что грозило стать полноправной частью ее личности, в камине великого чертога Винтерфелла. А после расскажет непременно Брану обо всем, то-то он обрадуется! Он и сейчас, будь его воля, своими руками бы спалил все ее лица, а заодно и Черно-белый дом в Браавосе, не убоявшись последующего объявления войны в ответ на такое бесчинство.
— Потому что это неправильно, — наставительно вещал он суровым голосом. — Трюки и фокусы, противные самой природе, пусть даже и полезные в некоторых ситуациях, но ужасные по своей сути. То, что начиналось как благо в итоге обратилось в мерзость.
При том он, удивительным образом, свое крайне неприязненное отношение к культу Многоликого не распространял на нее, на Арью, обронив коротко, что ее ситуация была страшна и безвыходна, а в целом она большая молодец, что не утратила себя, смогла вырваться и избежать служения, за что он ею безмерно гордится.
Бран ее и напугал немного и приятно удивил, она, наслушавшись Сансу, ждала столкнуться с кем-то почти чужим, но такого, по счастью, не произошло. Бран остался собой, хоть конечно и не без изменений, но ничего из заявленных Сансой неприятных черт в нем не было, а именно чрезмерной высокомерной холодности, замкнутости и даже жесткости. Ничего из перечисленного Арья не обнаружила и пришла к выводу, что Санса, по привычке, все преувеличила. Вероятно Бран не слишком старательно выплясывал вокруг каждого сестриного каприза, а привыкшая уже к тому, что все вертится вокруг нее Санса не замедлила назначить себя жертвой, Бран же в ее глазах приобрел черты жуткого тирана и угнетателя ее несчастной. Арья покачала головой, дивясь на неизменность и незыблемость некоторых вещей и явлений. Что бы там ни говорила Санса, с Арьей Бран был искренним, открытым и любящим, что конечно не помешало ему неоднократно озадачить ее и не дать ответа ни на один из того вороха вопросов, что у нее набрался, но ничего у них еще будет время обо всем поговорить, задать все вопросы и получить на них ответы.
Глаз, хорошо наметанный за время вынужденных странствий, цепко выхватил удобную пологую полянку под большим раскидистым деревом — лучше места для привала в окрестностях было не отыскать. Эту ночь она снова проведет под открытым небом, впрочем Арью это ничуть не расстраивало, а пожалуй, что даже и наоборот. Погода стояла тихая и ласковая, дожди прекратились, земля просохла, а вездесущая пыль еще не успела сбиться неизменными клубами вдоль дороги и воздух был чист и свеж. К тому же было безветренно и на небе ни облачка, а значит ночь будет светлой, учитывая надвигающееся полнолуние.
Пока совсем не стемнело, Арья собрала немного хвороста для костра и теперь сидела возле огня и уплетала какой-то невозможно вкусный и сытный коржик, щедро начиненный сухофруктами и мелкими незнакомыми ей зернышками с пряным вкусом, извлеченный из маленькой корзинки, притороченной к седлу. Корзинку в дорогу для нее конечно же собрал хозяйственный друг Пирожок, он же наполнил ее флягу вкуснейшим ягодным морсом собственноручного изготовления. На обещанную ярмарку Арья все-таки задержалась, о чем ни разу не пожалела, там было как-то по-домашнему хорошо и она с удовольствием прогуливалась между рядами столов, из-за которых торговцы наперебой предлагали свой товар. Арья рассматривала товары и лица людей, слушала краем уха незамысловатые беседы, большей частью состоявшие из яростных попыток сторговаться подешевле с одной стороны и не менее яростных попыток не уступить ни гроша со стороны другой соответственно, по итогу сходились на чем-то среднем и монеты перетекали из рук в руки, лица лучились улыбками, хитровато щурились, игриво подмигивали, сосредоточенно хмурились и выдавали многие и многие другие сплетения эмоций. Хорошие вышли дни, добрые и тихие. Светлые. Такие дни хочется всегда остановить и повторять, повторять, повторять… без устали упиваться их медовым вкусом мира и покоя. Однако дела не ждали, не ждал Бран и встреча с ним и совсем уж не ждала та, что восстала из могилы.
Прикончивши коржик, Арья сыто и расслабленно откинулась назад, привалившись спиной к дереву. Глаза сами собой смыкались, рыжее пламя костра расплывалось, она погружалась в сон.
Во тьме, за границей светлого круга, очерченного горящим костром, кто-то был — хрустнула сухая ветка под ногой. Нет, не под лапой — это точно. Хруст повторился, потом снова и снова — мелких сухих ветвей здесь было много.
Сна как не бывало. Арья напружинилась, напряглась, превращаясь вся в один оголенный нерв, пальцы левой руки стиснулись на рукояти Иглы, а глаза впились во тьму за кругом света. Ее уже увидели и поэтому затушить костер, спрятаться и сделать вид, что ее тут никогда и не было, ей даже в голову не пришло. Она лихорадочно соображала, что делать дальше — оставаться на месте или ускользать в темноту, мозг бешено работал, взвешивая плюсы и минусы ее положения. Она сейчас освещена костром и потому как на ладони, хорошо видная и уязвимая цель — это безусловно плохо. С другой же стороны ее спина сейчас надежно прикрыта толстенным стволом дерева и это несомненный плюс, к тому же с ее нынешней позиции легче легкого, подпрыгнув чуть, уцепиться за нижнюю ветвь, подтянуться и взобраться на дерево. Костер перед ней тоже лишним не был — можно, при необходимости, пнуть посильнее ногой горящий хворост, взметнувшиеся искры и пепел подарят ей несколько драгоценных секунд, а уж как этими секундами воспользоваться она найдет. Решение было принято и она осталась на прежнем своем месте, перехватывая поудобнее рукоять меча. Игла в ножнах тоже вся вытянулась, напряглась, готовая в один миг смертоносным тонким росчерком подвести итог чьей-нибудь жизни.
Человек во тьме приближался. Арья ждала. Еще шаг и границу света и тьмы пересек и остановился перед ней тот самый флейтист из таверны, который дудел что-то заунывное в углу в первый ее там вечер.
— Кто ты такой и почему идешь за мной? — бесстрашно и даже угрожающе спросила Арья и не замедлила внезапно властно прозвучавшим голосом потребовать: — А ну отвечай немедленно!
Искореженное шрамом лицо музыканта изогнула кривоватая усмешка, глаза лениво пробежались по ней и ее напряженной позе, готовой к обороне или нападению — тут уж как пойдет.
Он прикрыл глаза и молча опустил голову в поклоне низко-низко, так, что нечесаные его патлы свесились, закрывая лицо. Что-то было до жути знакомое во всем его облике, хоть она и была железно уверена, что ранее никогда с ним не встречалась. Гадать и силиться вспомнить ей не пришлось — когда он выпрямился исчезли и шрам и путанные темные космы, а вместе с ними и пара десятков лет слетела. Блики света от костра играли на длинных темно-рыжих волосах с седой прядью сбоку, лицо было гладким и ладным, без шрамов и прочих изъянов, ростом он стал чуть повыше, худощавые плечи налились и развернулись шире, натягивая потертую кожу темной куртки… в общем Якен Хгар ничуть не изменился за прошедшие годы. И даже глаза светились прежним его спокойным лукавством, а на губах блуждала едва заметная полуулыбка.
— Девочка позволит человеку присесть к ее костру? — учтиво поинтересовался он, изъясняясь все в той же прежней своей странноватой манере.
— Садись пожалуйста, — Арья чуть качнула головой.
Текучим и быстрым движением он опустился вниз, усаживаясь прямо на землю и скрестив ноги, усевшись же выудил откуда-то из-за пазухи флейту, на которой наигрывал в трактире, поднес ее к губам и извлек пару тонких дрожащих посвистываний.
Арья настороженно молчала, не зная чего ожидать от встречи с безликим, размышляла была ли эта встреча случайной — не эта, а та, что в таверне.
— Каждый человек идет своим путем, — наконец заговорил он, неспешно проговаривая слова и не сводя глаз с пляшущих языков костра, — пока идет он встречает других людей, с ним происходит разное, хорошее и плохое, еще бывают повороты и развилки, — он поднял глаза от огня и внимательно посмотрел на Арью. — Девочка собирается свернуть не в ту сторону.
— Откуда тебе знать куда я направляюсь и с чего вдруг я сворачиваю не туда? Кто это вообще решает? — Арью всю невольно перекосило от осознания, что неважно откуда, важно, что знает.
Якен посмотрел на нее так выразительно и пронизывающе, что вопрос «откуда он знает?» сам собой отпал и утратил необходимость в ответе, потому что и впрямь — какая уж теперь разница?
— Девочка не должна идти туда. Еще не поздно изменить решение, — он не советовал, не приказывал и не просил — лишь доводил до ее сведения информацию.
— Почему же мне не надо в столицу? Ведь именно туда я направляюсь, там сидит на троне мой брат и правит шестью королевствами Вестероса, отчего бы мне не повидаться с ним? — старательно прикинулась дурой Арья.
— Девочка отлично знает, что человек говорил не о столице, — терпеливо и спокойно. — Девочка хочет принести дар Многоликого бога серебряной королеве, что летает на драконе. Этот дар неправеден и неугоден Многоликому.
— Девочка не служит Многоликому, — невольно перескочила Арья на его манеру разговаривать. — Она покинула его храм. У девочки другие боги и им этот дар угоден.
— Девочка заблуждается, думая, что не служит, — уголок его губ криво дернулся в усмешке.
Это утверждение Арья решила проигнорировать и сосредоточить свое внимание на другом вопросе, более важном чем спор о том кто и какому богу служит.
— Ты сказал, что дар неугоден Многоликому. Почему?
— Королева уже стояла перед Многоликом и смотрела во все его лица и после вернулась, — просто пояснил ей Якен, — а значит она неприкосновенна для тех кто служит, ибо не подобает предлагать дар, что однажды уже был отвергнут. Такое правило.
— Я уже сказала, что не служу богу смерти! — голос Арьи решительно и громко зазвенел, слова улетели куда-то в темную небесную бездну. — Мне плевать на дурацкие правила. Она угрожает моей семье, она сеет смуту и смерть, она не должна и не будет жить! Ты хоть знаешь скольких она убила во время штурма столицы?! Беззащитных перед огнем ее дракона людей, женщин, детей! Скажи еще, что их смерти тоже были угодны Многоликому!
— Человек знает, — довольно и сыто улыбнулся Якен, — дым от того пожарища долетел до Браавоса. Королева сполна выплатила свой долг Многоликому.
— Долг? — Арья изумленно распахнула глаза.
Якен с улыбкой кивнул, чуть помолчал и пояснил:
— Серебряная королева многих украла у Многоликого в свое время, но дело ее было благим и праведным, потому мы ждали и ожидание себя оправдало — королева вернула украденное с лихвой.
— Ты хочешь сказать, что она украла… когда освободила рабов, так? — догадалась Арья. — И обреченные на смерть остались живы… ну конечно. Только почему за освобожденных рабов Залива расплатились люди в Королевской гавани? Невинные люди.
— Люди в столице были свободны, — сказал Якен так, словно это все объясняло.
Арья не понимала решительным образом ничего, какая-то дурная логика, кривая и неправильная. Пока она раздумывала в попытках понять, Якен внимательно всматривался в нее и наконец вырвал ее из раздумий заговорив.
— Девочка слишком рано покинула храм в Браавосе и теперь у нее проблемы, — на этих словах он погладил себя кончиками пальцев по линии подбородка и Арья сразу поняла о какого рода проблемах он говорит. — Девочке следует вернуться и завершить обучение, она слишком рано вышла в мир, девочка не готова.
— Я не вернусь в Браавос, ты меня не заставишь, — твердо проговорила она.
— Человек и не думал кого-то заставлять, человек лишь дал добрый совет, — невозмутимо проговорил Якен, поднес к губам свою флейту и принялся выводить на ней незамысловатую грустную мелодию.
Арья думала. Мысли разбегались от нее в разные стороны, будто стаи пищащих серых мышей, а она ловила их за длинные хвосты, стаскивала обратно, но пока она ловила одних — разбегались другие, пойманные ранее. Процесс грозил стать бесконечным. Тогда Арья отбросила попытки все обдумать прямо сейчас, сейчас надо не думать, а задавать вопросы, правильные по возможности.
— Что ты сделаешь, если я все-таки пойду к драконьей королеве и убью ее?
Якен прервал свое музицирование и неопределенно пожал плечами, мол ничего я не буду делать, я вот донес до тебя пищу для размышления и все на том.
— Убьешь меня?
Снова неопределенно передергивание плечами и возобновившаяся мелодия, которая уже начала раздражать. Выхватить бы у него из рук эту флейту, да огреть ею его по голове хорошенько, мечтательно подумалось Арье, и так в голове все смешалось и бардак полный, еще и он тут высвистывает трели. Нарочно что ли? Раньше она не замечала за ним склонности к музыке… хотя вполне может статься, что он просто из образа выходить не желает, вероятно скинул личину только для разговора с ней, а после снова натянет ту перекошенную шрамированную морду и пойдет по своим делам, несомненно тайным и темным.
Последняя нота отзвучала, растворилась в прохладном ночном воздухе и стало тихо, только костер чуть слышно потрескивал. Якен убрал свою флейту и поднялся на ноги, собираясь уходить.
— Стой! — Арья вскочила. — Ты не можешь так вот уйти! Ты должен объяснить…
— Человек не должен, — мягко, но уверенно перебил он ее.
— Для чего тогда ты вообще ко мне пришел и все это рассказал? — недоумевала она.
— Потому что у каждого сбившегося с пути должен быть шанс вернуться, — был ей ответ.
— Вернуться и отдать ей на растерзание мою семью? Ты это называешь шансом и правильным путем? — похоже так и было, именно так он и считал и именно эту сомнительную и чудовищную мудрость пытался до нее донести. — Она же убьет моих близких и многих других людей, ты разве не понимаешь?
Якен в ответ лишь улыбнулся и жутковатая улыбка эта была красноречивее всяких слов. Ну да, убьет, как бы говорила эта улыбка, так ведь все там будем, так какая разница когда именно? Подумаешь какие-то там жалкие несколько десятков лет… и похоже он ничего не видел страшного в том, чтобы всех бросить и уехать в спасительный покой за стенами Черно-белого дома, он даже наверное считает ее на это способной. Да собственно не наверное, а точно считает, иначе бы и не говорил с ней вовсе.
Арье стало страшно, а еще почему-то накатили омерзение и внезапное беспросветное какое-то одиночество, потерянность и слабость.
Якен рассматривал ее с неприкрытой насмешкой, на его красивом лице явственно читалось какими смешными и незначительными ему видятся все ее переживания, сам он ничем подобным не страдал, разве что совсем давно, пару тысяч лет назад, не меньше.
— Ты не убедишь меня, — решительно заявила она. — Я не вернусь в Браавос, не стану никому служить и не оставлю тех кто мне дорог на смерть, лишь потому что глупые правила глупого бога запрещают ее трогать. Я хочу, чтобы ты это знал, Якен Хгар!
Он чуть слышно вздохнул, ему явно была скучна и вообще без надобности вся ее речь, но Арье было плевать на его скуку. Главное, что сказанные слова в ней самой пробудили начавшую было испаряться уверенность и отогнали призраки страха и слабости.
— Человек сказал — девочка услышала, — подвел Якен итог их беседе и встрече. — Человек надеется, что девочка выберет верный путь. Valar Dohaeris, — донеслось до нее уже из непроглядной темноты.
Арья осталась одна в круге света от костра. Постояла немного в растерянности, подбросила еще немного хвороста в огонь и прислушалась — вокруг стояла мертвая тишина. Все это место было усыпано сухими и ломкими ветками, но шаги безликого были бесшумны.
Арья всмотрелась в густую чернильную темноту, вслед удаляющейся неспешно фигуре, которую она конечно же уже не могла рассмотреть. Губы ее сжались и побелели, глаза сузились гневно и она яростно прошипела:
— Иди в пекло! Я тебе не девочка! Я Арья Старк из Винтерфелла! И я иду защитить мою семью!
Они либо есть сразу и тогда это счастье, либо надо долго искать то самое, жутковастенькое чувство толстенного словаря вместо головы прилагается)) 