Название: Страшная сказка для Сансы Старк
Фандом: Игра Престолов (сериал)
Автор: Без_паники Я_Фея
Рейтинг: R
Размер: Мини
Статус: Закончен
Персонажи: Санса Старк, Джон Сноу, Дейнерис Таргариен
Жанр: Мистика
Предупреждения: ООС
Краткое содержание: Санса никогда не любила сказки, а уж тем более сказки страшные. И не слушала. А если и слушала, то не запоминала. А зря...
Комментарий автора: попытка в жутенькое накануне Хэллоуина и заодно попытка пофантазировать "а возможно ли счастье после сериального финала?". Ну какой финал - такая и фантазия))

    Ледяная тьма окутывала все вокруг. Душила. Врывалась вместе с воздухом в легкие, хватала за горло, впивалась колючими иглами, вязко и плотно обхватывала тело и тащила, тащила, тащила... в какую-то жуткую бездну, во власть неизвестных чудовищ, которые непременно схватят, обнимут мерзкими чешуйчатыми лапами, вцепятся острыми когтями и уже не отпустят, прижмутся зубастыми пастями к ее мягким губам и будут целовать, жадно кусая и раздирая нежную плоть кошмарными острыми клыками, будут пить ее жизнь, пока не останется ничего и она не угаснет. Но все это было лишь оправой и декорацией для настоящего чудовища — через все эти кошмарные сплетения отвратительных созданий проступала чья-то тонкая подвижная фигура, она оборачивалась, слышался короткий смешок и едва уловимый тоненький перезвон. Это и было самым страшным, потому что именно это существо и было тем, кто ее выпивал, по капельке забирая ее жизнь. Именно к этому существу желала утащить ее приходящая за ней тьма, жаждала бросить ее к ногам этого существа, принести в жертву, отдать на съедение.
    У тьмы были тяжелые шаги. Тьма была одета сплошь в черное. Лица тьма не имела, но Санса знала точно, что стоит лишь взглянуть под капюшон как лицо это немедленно появится и более того — она отчего-то была в полной уверенности, что лицо это она узнает. Руки, затянутые в черную кожу перчаток сомкнулись у нее на горле и сразу же перекрыли дыхание, тьма под капюшоном рассмеялась хрипло и тихо. Страшно рассмеялась. Люди так не смеются. Люди вообще не издают таких жутких звуков — так только скрипит снег в безлюдной пустоши под ногами одинокого и обреченного путника. Тьма приблизилась и ее губы накрыло холодным и колючим, Санса забилась, пытаясь вывернуться из удерживающих ее хищных рук, закричала от омерзения и ужаса и... проснулась.
    Сон. Всего лишь сон. Тот самый, что терзает ее почти с самой коронации. Он всегда немного другой, никогда не повторяется в точности, меняются детали и всегда остается неизменной суть — тьма в образе человека приходит за ней и уносит ее, поцелуем лишая воли и сил сопротивляться. Потом неизменный черный лес и бешеная скачка через этот лес, сопровождающий их вой, руки что держат ее крепко и не выпускают, ее безвольное тело, туман и пронизывающий холод. Страшно и одиноко. Хочется плакать. Кричать. Умолять. И больше всего хочется как в детстве почувствовать утешающие материнские объятия, скрыться в них от всех бед и горестей этого мира, почувствовать себя в безопасности. Глупости все это, оборвала она сама себя. Детство кончилось давно. Настолько давно, что она уже не уверена в том, что оно у нее было. И никто уже не придет, не обнимет и не разгонит кошмары прочь по темным углам, где им самое место. Никто, кроме нее самой.
    Санса приподнялась на постели, одеяло скользнуло вниз и она вздрогнула и судорожно выдохнула. В комнате было слишком холодно. Камин погас. Надо бы позвать слуг, чтобы разожгли, но при попытке это сделать с губ ее сорвался только лишь едва слышный хрип и облачко пара. Да что ж такое! Она что голос потеряла от того, что поспала в холодной комнате? Этого только не хватало. Ладно, об этом она подумает потом, а сейчас надо встать и разыскать слуг, чтобы развели огонь. Она закуталась в одеяло и спустила ноги с кровати, попыталась нашарить туфли, но отпрянула от края и вновь забралась с ногами на кровать. Пол в комнате был ледяным и как будто... в снегу? Не успела понять, слишком быстро забралась обратно. Она провела рукой по внешней поверхности одеяла, по спинке кровати, по отброшенной во сне подушке — шершавая и колючая корка царапнула ладонь холодом. Иней. Окна были плотно закрыты. Ни единого лучика света. Ни единого звука. Как в тех самых снах. Там все именно так и начиналось. Сердце отбивало отчаянный панический ритм. Руки нервно подрагивали. Ругая себя за эти слабости, Санса настороженно вслушивалась в тишину комнаты. И в коридоре тихо. Как и во всем замке. Ничего не происходило. Пока ничего.
    И не будет ничего. Успокойся. Ты просто увидела страшный сон. Уже не в первый раз. Сны не имеют над нами власти. Ты уже не ребенок, Санса Старк. Ты королева. Так веди себя соответственно. Немедленно поднимайся!
   Такое самовнушение почти помогло и она почти приободрилась и уже собралась все таки подняться... замерла и казалось перестала дышать. Шаги. Тяжелые шаги за дверью. В голове отчаянно билась последняя спасительная мысль, что страшные сны — это всего лишь страшные сны и что здесь в надежных стенах Винтерфелла ей ничего не грозит и ничего страшного здесь с ней произойти не может...
    Может. Может произойти все что угодно и даже самое немыслимое. И опасность может настигнуть в любом месте, даже самом безопасном в мире. Вся ее жизнь была тому подтверждением.
    Дверь скрипнула. Санса не выдержала и инстинктивно зажмурилась и натянула одеяло на голову, свернулась калачиком, сжалась и замерла.
    Дверь с тихим стуком закрылась. Шаги приближались. Постель рядом с ней прогнулась под чьим-то весом. Кто-то уверенно потянул за одеяло, стягивая с нее ее единственную ненадежную и непрочную защиту. Санса глубоко вдохнув, сама отбросила одеяло и собрав всю отпущенную ей богами храбрость открыла глаза, готовясь посмотреть в лицо своему ночному кошмару.
    Комнату освещала свеча и свет ее отражался и мерцал в снежинках, что покрывали все пространство комнаты. Пламя свечи слегка подрагивало и отражалось в темных смеющихся глазах напротив.
    - Что за царство вечной зимы ты тут развела, сестренка? - спросил родной голос.
    - Джон! - облегченно выдохнула Санса, обретя наконец способность говорить. - Как же ты меня напугал! Боги! Откуда ты тут вообще? Как попал сюда незамеченным?
    - Ну, я все таки вырос в этом замке,- он улыбался, в глазах плясали озорные искорки, но голос резко посерьезнел, - да ты вся дрожишь! Прости меня, не хотел напугать. Ну все, успокойся, отцепись от этого промерзшего одеяла. Иди ко мне, дай тебя обнять.
    Он привлек ее к себе. Прижал к груди. Крепко. Сильно. От его прикосновения горячая волна пробежала по всему телу, словно и не она тут мгновение назад дрожала от внезапного холода. Никогда раньше не обнимал — так. Не как брат. Никогда его руки так уверенно не скользили по ее телу. Не гладили, не сжимали. Никогда дыхание не было таким горячим и тяжелым. Рука поползла по спине вверх, под волосы. Его пальцы ловко распутывали косу, заплетенную на ночь. Он не спешил, медленно перебирая блестящие длинные пряди волос, пока они не рассыпались шелковистым покрывалом по ее обнаженным плечам. Санса сидела словно в трансе, почему-то позволяя ему все это проделывать и не возразила даже когда легкие ласкающие прикосновения к ее волосам сменились жесткой хваткой, когда он обернул их вокруг руки и медленно потянул вниз, вынуждая ее запрокинуть голову... не возразила она и когда к пульсирующей венке на ее шее прижались горячие губы, когда его язык провел влажную дорожку от ключицы до подбородка. Прикрыла глаза и таяла под его ласками, позволяя — уже заранее позволяя все. Впрочем он и не спрашивал. Каждое его движение было пронизано уверенностью, что ему — можно и позволительно все. Она лишь тихо вскрикнула от боли, когда он внезапно прикусил тонкую кожу на шее. Оторвался от нее на несколько мгновений и посмотрел в глаза. Какой у него был взгляд! Черные омуты вместо глаз и в них — бесноватое пламя. И абсолютная уверенность. Дикая, первозданная какая-то сила. Тьма. И кровь на губах. Ее кровь. И язык эту кровь слизывающий. Медленно-медленно, не отводя при этом глаз, не моргая. Она смотрела как завороженная. Словно под чарами. Холод уже не ощущался. Ей было жарко и душно. Лишь где-то на краю сознания билась слабая мысль, что все происходящее неправильно. Что так нельзя и надо немедленно все это остановить. Что его не должно здесь быть и что уж точно он не должен ее вот так целовать и так к ней прикасаться. И вообще во всей этой ситуации было что-то настораживающее, что-то тревожное, жуткое даже. Особенно жутко было от его взгляда. Он смотрел так словно... словно... она никак не могла подобрать правильное слово для этого его странного и никогда прежде не бывавшего у него выражения глаз.
    Он взмахнул ресницами, прикрыл глаза, прерывая зрительный контакт. Наваждение ослабло. Она выдохнула и поежилась от холода, который снова захватил ее в свои цепкие объятия.
    Хищное. Вот оно — правильное слово. Он смотрел на нее как хищник смотрит на уже загнанную добычу и не бросается на нее, не впивается  и не разрывает лишь по единственной причине — желает поиграть. Потому что добыча — она уже никуда не денется, она уже мертва и плоть ее поглощена, кровь выпита, а кости разбросаны по полям и погребены под деревьями. Ее уже нет. Нет с того самого момента как он вошел в замок. И почему бы ему не поиграть с уже обреченной добычей. Она все это осознала так ясно и так ужасающе отчетливо, словно все это уже было с ней не единожды. Было. Во снах. В тех самых ее снах, от которых она отмахивалась как от чего-то несущественного. В которые отказывалась верить, как когда-то не верила в сказки старой Нэн. Ах, глупая девочка, надо было верить, надо было слушать и запоминать все россказни этой старухи, может быть там, в ее сказках был и путь к спасению, подсказка хотя бы... не слушала, не верила. Баллады о благородных рыцарях и прекрасных девах казались интереснее, привлекали куда больше чем пугающие сказки. В эти романтичные истории, в отличии от сказок, хотелось верить и она верила всей душой, ровно до тех пор пока не столкнулась с реальностью. В рыцарях не обнаружилось и капли благородства, а прекрасные девы оказались брошены на произвол судьбы. Вот и сейчас прекрасная дева оказалась лицом к лицу с чем-то необъяснимым и жутким, с чем-то из тех страшных сказок и нет рядом ни одного рыцаря и никто не придет и никто не спасет. А тот кто должен спасти и уберечь, тот кого она называет своим братом — обернулся тем самым кошмаром из старой, всеми забытой сказки... И некуда бежать и нет сил сражаться. Да и не умеет она. Но и умей — не спасло бы ее это умение, потому что мечи и кинжалы тут сейчас бессильны. Сегодняшней ночью в ее дом вошло нечто необъяснимое и без сомнения темное и ей совершенно нечего этому противопоставить.
    Все это пронеслось в голове и погасло, потому что он снова посмотрел на нее. Снова глаза в глаза и вот уже тревога улеглась, а голос разума затих. И все мысли вылетели из головы, кроме одной — не отпустит, он ее ни за что не отпустит, пока не возьмет то за чем пришел. Она все таки попробует, просто потому что ну нельзя же вот так вот сдаться сразу на милость судьбы, она же Старк в конце концов, она королева, она прошла столько и выжила и смогла победить и...
    Она заставила себя отвести глаза и уперлась руками ему в грудь, удерживая на расстоянии, не давая приблизиться, не позволяя прижимать ее так сильно, хоть и далось ей это с большим трудом, было физически тяжело заставить себя его отталкивать и тут дело было не в ней. Это он. Он что-то с ней делал, этот его колдовской взгляд ломал ее волю, отбивал напрочь способность мыслить и буквально навязывал совершенно чуждое ей желание. О том что это Джон, которого она знает всю свою жизнь и никогда таких способностей за ним не замечала — предпочитала не думать, потому что это делало всю ситуацию совсем уж бредовой и ничем не могло ей сейчас помочь. Спокойнее было думать, что это не Джон. Нечто, принявшее его облик. Или нечто, захватившее его тело. Но не он. Да и не мог он пройти сюда незамеченным... и не было у Джона никогда такого взгляда, никогда он не прикасался к ней так и уж точно Джон не способен навести такой дикий морок, заставив испытывать желания, которых у нее и быть не могло. Мысль о навязанном желании отрезвила еще больше и когда он с тихим смешком ухватил ее за запястья, с силой разводя руки в стороны — посмотрела ему в глаза, прямо в беснующееся пламя во тьме и тихо, но твердо проговорила:
    - Мы не должны этого делать, Джон. Это неправильно. Я твоя...
    Он не дал ей договорить. Рассмеялся.
    - Моя... кто? Сестра? Кузина? Да, верно. И мы вместе росли и нас воспитывал один отец... наверное это важно. Для тебя, милая моя сестренка. Для кого-то еще. А для нас это никогда не было препятствием.
     - Для нас? Для кого для нас, Джон? О чем ты..., - она не закончила и настороженно уставилась на него. Говорить. Она попробует с ним говорить и выиграет времени сколько сможет, а потом... потом что-нибудь придумает.
      Он сильнее сжал ее запястья, подался ей навстречу, почти вплотную приблизил лицо, его глаза будучи так близко казались ей огромными. Она чувствовала на своих губах его дыхание, почти чувствовала прикосновение его губ, еще немного и... не прикоснулся. Лишь выдохнул хриплым шепотом:
    - Для Таргариенов, милая. Ты же не забыла, чей я сын? - губы его исказила болезненная горькая усмешка - Так уж повелось, что нам всегда было можно больше чем другим. Да что уж там, нам вообще все можно. Мы же безумцы.
    И не успела она опомниться и что-то сказать, как оказалась опрокинутой на кровать и прижатой сверху тяжелым телом. Тревожно хрустнули заледеневшие простыни и иней обжег холодом сквозь тонкую ткань ночной сорочки. Его глаза-омуты прямо над ней. И ее руки прижатые к постели. Она не вырвется, не встанет с этого заснеженного ледяного ложа, пока он не отпустит, а он не отпустит никогда. Она читала это в его глазах. Еще один укус обжег ее - на этот раз руку на внутреннем сгибе локтя. Острая боль, перешла в ноющую и тянущую, когда его язык раз за разом проходился по прокушенному месту. Не было сил даже на крик, только на слабый стон когда прокус вспыхивал неприятной жаркой пульсацией, отзываясь так на каждый новый глоток крови, выкачиваемый из ее тела... И снова он смотрел на нее и снова облизывал губы от ее крови и в глазах его полыхало и качалось янтарное пламя, а с губ срывалось прерывистое дыхание и она знала, что он с трудом сдерживает стоны. Нет, конечно не ее тело вызывало в нем такую бурю чувств. Кровь. Боль. Страх. Вот что заставляло его закатывать глаза и закусывать губы. И в уши ей лился безумный шепот:
    - Ты такая вкусная, Санса. Такая сладкая, такая восхитительная. Так прекрасна в своей беспомощности, моя и только моя... как же я тебя хочу... съесть! Помнишь сказки про хищных волков и невинных дев? Должна  помнить, старушка Нэн всем нам их рассказывала. Твой волк пришел, милая сестрица. И ты не представляешь сколько всего я могу с тобой сейчас сделать... как мне хочется тебя сейчас... но нельзя. Ты нужна для другого.
Окровавленные его губы неумолимо приближались, а страшный шепот все лился и лился, шелестел и окутывал ее коконом, обволакивал, лишал даже тех жалких остатков воли...
    - До смерти бы тебя зацеловал. И после бы не остановился. Нет, милая, ты не стала бы первой, так что уже никаких ошибок больше. Тебе бы понравилось. Им всем нравилось, ни одна не ушла недовольной. Ну не смотри так испуганно, ты правильно подумала. Самые важные слова тут — ни одна не ушла. Но все они были прекрасны и ты была бы самой прекрасной из них... но вот досада — и этого нельзя! Печально, да, родная, очень печально. Но нельзя. Разве что... поцелуй. Всего один поцелуй. Я осторожно, не бойся.
    Его губы приблизились совсем. Прижались. Язык бесцеремонно прошелся по ее губам, раскрывая их, проникая внутрь... никто ее так не целовал. Да и вообще наверное никто и никого так никогда не целовал. Потому что люди не целуют так — словно убивают. Так страшно. Так больно. С полным отсутствием какого-либо чувства. Он не закрывал глаз и взгляд его — пустой и ничего не выражающий делал совсем уж невыносимым этот жуткий поцелуй. Было холодно и страшно. Было больно и при том как-то странно спокойно, мыслей не было, глаза сами собой закрылись, навалилась мягкая какая-то тяжесть и она провалилась в сон.

    Ветер поднимал снежные вихри, заставляя мириады снежинок танцевать, рассыпаться сверкающим туманом, кружиться, взлетать и опадать, укутывая все сияющим серебристым покрывалом. Снежинки норовили с каждым вдохом ворваться в легкие и так уже обожженные ледяным воздухом, впиться сияющими иглами, злыми обжигающими укусами разорвать беззащитное горло. Серебристо-седые от инея, ветви деревьев над головой сплетались в чудовищную паутину на фоне беззвездного черного неба. Деревья жалобно стонали и угрожающе поскрипывали под порывами ветра. Снежная дымка неслась за ними, стелилась юркими змейками под копытами черного коня... впрочем она не была уверена, что это конь, скорее уж какой-то темный дух, принявший облик животного — подобно своему всаднику, нацепившему личину ее брата и под этой личиной утащившему ее в эту кошмарную зимнюю ночь.
    Сердце билось отчаянно. Сердце было живым. Она была живой. Пока она еще была — безвольная кукла, завернутая в теплый плащ, не способная даже пошевелиться. Марионетка в его руках. По своей воле она разве что могла глаза закрыть и открыть. Могла голову повернуть. Дышать. Пока еще могла. Никогда она не ощущала себя настолько живой, никогда вдыхаемый воздух не был таким сладким и таким желанным. Никогда еще ей не было так страшно умереть. Если она немного повернет голову и поднимет взгляд, то увидит его — Джона, ну или того кто выглядит как Джон. Увидит его спокойное лицо, взгляд прямо перед собой, нахмуренные брови, плотно сжатые губы — страшное лицо. С таким лицом уходят на самую последнюю решающую битву. С таким лицом сжигают все мосты и перешагивают через все, что ранее было дорого и ценно, принимают в себе нечто страшное и приносят клятву тьме.
    Мог ли это быть Джон? Может быть он отчаялся, утратил сам себя, сошел с ума, будучи за Стеной в этом навечно заледеневшем мире, лишенном цветения и роста, самой жизни? Или это действительно некий злой дух, морок, ужасная иллюзия, призванная помучить ее? Не мог это быть Джон. Что бы ни случилось с ним — Джон никогда не смог бы так зло рассмеяться в ответ на ее слова, что он не выйдет из замка с ней на руках, что стража непременно...
    - Никто не проснется этой ночью в Винтерфелле. Я спел им чудесную колыбельную, милая. Тебе бы тоже надо было... спи,- он слегка подул ей в лицо и сразу же веки тяжело закрылись, голова запрокинулась и ее окутала тьма.
     В следующий раз она пришла в себя уже здесь — в этом страшном лесу, через который летел почти не касаясь земли проклятый конь.
     Небо меж тем понемногу светлело и окрашивалось в унылый темно-серый, расцвеченный бледно-розовыми всполохами — как лихорадочно горящий румянец на бледном сереющем лице смертельно больного. Морозный туман серебрился, стелясь по земле. Ветер поутих, а конь перешел на шаг и наконец совсем остановился.

    Чардрево было жутким. Таких она не видела никогда, не представляла даже что такое возможно. Зрелище было настолько захватывающим и повергающим в ужас, что все мысли выбило из головы напрочь. Толстый ствол был необычайно гладким и изгибаясь, чудовищным исполинским змеем, уходил в самые небеса. Ствол этот был густо опутан тонкими лозами темного плюща и лозы эти были живыми и подвижными, они медленно шевелились, стараясь захватить как можно большую площадь ствола, тонкие цепкие усики пребывали в беспрестанном движении, переползая с места на место и слепо ощупывая белоснежную гладкость коры, темно-фиолетовые заостренные листики в свою очередь тихо подрагивали и стелились, прижимались к стволу, ощупывали его словно маленькие темные ладони. Раскидистая широкая крона закрывала собой все пространство и укутывала все густым кровавым полумраком. Яркие алые листья трепетали несмотря на полное отсутствие ветра и вообще какого-либо движения воздуха. Крепкие и жесткие извилистые ветви соседствовали с другими — тонкими и гибкими, которые свешивались почти до самой земли. На этих тонких ветвях вместо округлых алых были темно-красные тонкие листья вытянутой формы. А навстречу ветвям прямо из замерзшей чуть припорошенной снежным ковром земли вздымались темные узловатые корни, изгибались ядовитыми гадюками, переплетались, образуя причудливые узоры, складываясь в странные фигуры. У самого ствола корни вздымались образуя подобие частокола и на каждом был отполированный человеческий череп. При взгляде на черепа ее передернуло, а от зрелища вывороченной земли перед этим отвратительным частоколом к горлу подкатила тошнота, потому что среди замерзших комьев в одном месте виднелась кисть руки — тонкая и изящная, белая с синевой, она казалась бы кукольной, фарфоровой, если бы не неровные ошметки кожи в том месте где судя по всему эту кисть... оторвали? Похоже на то... Вопросом кто и зачем это сделал она уже не задавалась. Так же как не задумывалась кто и зачем вырвал глаз из чьей-то глазницы и глаз этот сейчас смотрел на нее застывшим ничего не выражающим взором. Отлично сохранившийся в холоде. Остекленевший, неживой, застывший, вызывающий желание завыть в голос, сорваться и побежать не разбирая дороги, не важно куда — лишь бы подальше от этого жуткого места. Но сил не было ни на побег, ни на крик, вообще ни на что. Она бы давно свалилась без сил на эту мерзлую землю, если бы не крепко удерживающие ее руки.
    Но самым ужасным был лик — он не был вырезан, как это было на других ранее виденных деревьях. Он просто был. Живым. Глаза недобро щурились вглядываясь в пространство вокруг, светились ровным темно-зеленым светом. Узкий рот в потеках запекшейся крови кривился в зловещей усмешке. Это казалось невозможным. Невероятным. Дикий морок, кошмарный сон, выдумка уставшего больного разума... Однако она не спала, не была безумна или околдована — это было здесь и сейчас, реальным и настоящим. Мир стремительно открывался перед ней неизвестной ранее стороной и страшные сказки из древних времен оживали.

    Ее развернули и встряхнули словно куклу.
    - Санса, очнись! И смотри на меня! Не смей отводить глаз. И на смей думать, что это все сон, морок, злой дух в моем теле и прочий бред. Это я, можешь быть уверена. И я действую по своей и только по своей воле. С того самого момента как пересек границу Стены и с меня спали чары нашего дорогого брата.
    - Чары? О каких чарах ты говоришь, Джон? - ее трясло от холода и от страха. Этот Джон был каким-то чужим и далеким, так непохожим на ее брата...
    - Те самые чары, что отдаляли меня от нее. Что заставили оставить ее одну, отвернуться от нее, отказаться, - его глаза наполнились слезами и он рвано вздохнул и слова полились из него сплошным потоком, слишком долго сдерживаемым криком. - Понимаешь, сестра? Она осталась одна — против всех. А меня не было с ней, хотя я был должен, понимаешь?! Должен! Должен был сесть на дракона и сжечь всех ее врагов! Принести ей их головы! Выстелить ох обгорелыми костями ее путь к трону! А я был в темнице внутри самого себя, стараниями нашего брата. Я кричал и бился внутри своего тела, в панике, в отчаянии, я плакал, я умолял, а он... говорил с ней моим голосом, целовал ее моими губами, а потом моей рукой он убил ее. А я ничего не мог сделать... как тряпичная кукла, покорная в руках кукловода. Ничего. И вот сейчас он на троне, я за краем мира, а моя чудесная девочка мертва. Вот такая вот история, сестренка, - печально улыбнулся он.
    Гнев придал ей сил. Она не видела сгоревшую столицу, не видела тела людей, но помнила рассказы Тириона и Арьи.
    - Твоя девочка, Джон, спалила ни в чем не повинных людей! - выкрикнула она ему в лицо и с силой оттолкнула его от себя - Женщин! Детей! Никто из них не был ей врагом, никто из них не угрожал ей. Так за что же твоя девочка убила их всех?
    - Она сделала необходимое, - жестко усмехнулся он,- ничего другого ей не оставалось в той ловушке, куда ее загнали. А она умница, почти выбралась, но братик оказался хитрее и влез в того единственного кому она настолько доверяла...
    - Джон,- она сделала шаг ему навстречу, протянула руку,- это все ужасно, не спорю. Но мы все исправим. Я все исправлю, все что будет в моих силах. Обещаю.
    Надо сейчас его успокоить, билась мысль в ее голове, нельзя давать волю своим чувствам и своему гневу. Дейнерис в его глазах невинная жертва — пусть так, он в это верит. Она и слова про нее больше не скажет плохого, все равно она мертва, пусть будет мученицей в его глазах, она подтвердит и согласится. Главное — выбраться отсюда. Это возможно только с ним, только он может вернуть ее обратно, а значит она будет говорить то, что он хочет слышать, пообещает все что угодно, да хоть собрать армию и идти отвоевывать наследие Таргариенов, это все сейчас неважно. Важно выиграть сейчас свою жизнь и она не проиграет.
    По его губам скользнула нехорошая улыбка.
    - Исправишь? Нет, милая, это я все исправлю.
    Его руки потянулись к завязкам плаща и тяжелая ткань упала на снег, он закатал рукав, тускло блеснуло лезвие кинжала и темная кровь закапала на замерзшие комья земли и на снег — туда где виднелись страшные останки. С его губ слетал тихий шепот, язык она не могла узнать. И в ответ на все эти действия земля задвигалась, расступаясь, выворачиваясь. Что-то упорно и настойчиво пробиралось наверх. Земля посыпалась, поползла под ногами и Санса не устояла, упала и так и осталась сидеть, подобрав под себя ноги и кутаясь в плащ. А из земли меж тем выползали мощные корни чардрева, извивались с сухим треском и наконец земля посыпалась совсем быстро, буквально обвалилась и из недр ее показалась огромная глыба льда — чистого и прозрачного. Корни чардрева вмерзли в эту глыбу намертво и стало понятно как они ее подняли.
    Санса хотела было закричать, но не смогла. Голос пропал. Она могла лишь беззвучно открывать рот в паническом крике и инстинктивно зажимать его ладонью. Дыхание перехватило. Тело тряхнуло. Сердце гулко и громко стукнуло и кажется куда-то провалилось и там замерло.
    За прозрачной поверхностью льда была она. Дейнерис. Такая же невыносимо красивая. Не тронутая разложением. У нее даже легкий румянец просматривался, а на губах казалось застыла легкая улыбка. Она будто спала. Вот-вот откроет глаза, взмахнет своими длинными ресницами и рассмеется своим нежным смехом. Аметистовые глаза посмотрят с насмешкой и превосходством. С осознанием всей своей силы и полной уверенностью в своей правоте. В своем праве быть там — в облаках, куда нет пути простым смертным.
    - Драконы удивительные создания, - тихий голос Джона она слышала и даже понимала что он говорит, но отвечать уже была не в состоянии, - Дрогон принес ее мне сюда, умный мальчик, все понял лучше всех. Холод хранит. Чужие жизни подпитывают, осталось немного. Одна. Твоя, сестренка. Нет, это не месть, не подумай. Ну рассказала и рассказала, подумаешь, клятву нарушила... все мы их нарушаем. С того рассказа и было результата, что поджаренная тушка Вариса, туда ему и дорога. Просто именно такая жертва убедит ее в моей любви и моей перед ней невиновности. А вот маленькая сестрица оказалась самой умной и сбежала от всех нас. Оставила мне тебя. Думаю, мы больше никогда ее не увидим. Но главное, что ты здесь и поможешь мне ее вернуть.
    Санса обернулась на него и просто смотрела во все глаза, будучи не в состоянии говорить. Он был счастлив, светился весь, трепетал и дрожал в нетерпении, жадно впившись взглядом в лицо подо льдом, никак не мог насмотреться, налюбоваться и на Сансу обрушилось страшное осознание, что мертвая драконья королева для него дороже и ценнее чем все живые вместе взятые. Что и мертвую ее он любит сильнее всего на свете. То чувство, что горело в нем когда они только прибыли в Винтерфелл и от которого ей не по себе было, никуда не исчезло, не угасло, не притупилось и не померкло. Его загасили в нем против воли и вот теперь когда Джон вырвался на свободу — это чувство вырвалось тоже и любовь стала одержимостью. И теперь он творит какие-то жуткие ритуалы, пытаясь вернуть ее, приносит человеческие жертвы во славу своей богини и на потребу своему безумию. И ее тоже принесет, зальет ее живой кровью этот ледяной алтарь и когда ничего не произойдет наверное сойдет с ума окончательно и погребет себя вместе с этим белокурым чудовищем в этой жуткой могиле... впрочем ей, Сансе, на тот момент уже будет все равно... Когда рождается Таргариен боги подбрасывают монетку, вспомнилось ей услышанное когда-то... монетка Джона упала той же стороной, что и монетка Дейнерис — безумием. Все они безумны, как-то странно безразлично подумалось ей.
    Горящие темным пламенем глаза заглянули ей прямо в душу, он потянул ее наверх, поднял и крепко обнял, удерживая почти на весу. Улыбнулся нежно и тепло. Пригладил растрепанные волосы и прикрыв глаза невесомо поцеловал ее в лоб. Губы у него горячие, живые. Последнее живое прикосновение, что она почувствует. Все как в тех ее снах. Она в руках безумной тьмы и ей не спастись.
    Она не узнала свой голос, таким он был тихим и бесцветным.
    - Бессмысленно просить, да?
    - Да, родная,- улыбнулся он в ответ,- я сделаю все задуманное, не прибавляй себе мучений. Безумие, как оказалось, единственный путь к бессмертию и к ней. У меня даже выбора нет, я всегда выбирал ее — с того самого момента как впервые увидел. Спорил с ней, сопротивлялся, ругался даже и понимал, что все это пустое, что весь принадлежу ей. Она тоже показывала характер, а сама не могла от меня глаз отвести... какими мы тогда были глупыми и тратили время на ерунду...
    - И если у тебя получится, что ты будешь делать? - зачем-то спросила она, скорее чтобы выторговать себе еще немного времени перед неизбежным.
    - То что должен. Боги не просто так дали мне шанс... впрочем не боги, а сама магия, что уцелела каким-то чудом в мире. Не стерпела такого обращения от нашего ныне венценосного брата. Из всех вариантов, а было их немало, он выбрал тот единственный, что вел его к трону, попутно отказавшись от единственного, что делал счастливыми нас всех. Не выдержал последнего испытания, решил, что он всемогущ и вот результат. А магия не любит, когда с ней так непочтительно обходятся и всегда берет плату с таких вот горе-чародеев. А тут так кстати я за Стеной оказался... так что, раз уж Вестеросу нужен король-чародей — он его получит. Но с правильной кровью, с кровью дракона. И королеву конечно же. Не безмолвное украшение тронного зала, а королеву-воительницу, пламенную и прекрасную, несущую свет и смерть. Такую, какую этот мир и заслуживает. Вот ведь как смешно вышло... я думал буду лишь ее мечом, тем кто встанет во главе ее армий и завоюет для нее мир, раз уж ей так хочется им обладать, а вышло куда интереснее... - он задорно ей подмигнул и прикоснулся к ее щеке легким поцелуем, - но мы с тобой совсем уж заболтались сестренка. Пора.
    Он легко подхватил ее на руки. Опять этот крадущийся шепот на незнакомом языке. Опять бессилие и полная апатия. Опять тяжелеющие веки. Темнота. И резкая боль сразу в нескольких точках тела — вспыхнула и почти сразу погасла. Корни чардрева впились в ее руки и ноги, обвили жесткими хватами шею, тонкие и острые корни вцепились под ключицами. Самые гибкие впились в виски, обвили лоб и пропороли кожу на щеках. Он уже не держал ее — ее держали в воздухе корни. А жутковатый шепот продолжал литься и от этого шепота происходило какое-то движение в воздухе и что-то творилось с корнями. Санса скосила глаза и увидела как медленно по корням чардрева, ставшими совсем белыми, бегут золотистые искры и перетекают по тем же корням в ледяную глыбу с телом Дейнерис. Остатки боли угасали и тихо отступали, кровь мешалась с землей и водой, снег плавился, алые листья шумели и тревожно дрожали. Она приподняла голову и лишенная возможности говорить и вообще издавать звуки, могла лишь смотреть на Джона — он стоял на коленях, обнаженный по пояс, руки крестом раскинуты в стороны и покрыты порезами — старые шрамы переплетались со свежими ранами из которых капала кровь. Голова опущена и волосы упругими кудряшками падают на лицо. Страшный шепот растет и множится, теряется в кроне чардрева, ему отзываются сотни голосов неведомых существ — звонкие и глухие, чистые и хриплые, громкие и тихие — все они вторят ему, повторяя за ним его то ли молитву то ли заклинание...
    Корень, обвившийся вокруг ее шеи потянул вниз и она вынуждена была запрокинуть голову и Джон пропал из ее поля зрения. На нее наваливалась темнота, снежный вихрь кружился рядом, покусывая за обнаженные руки, хищные голодные язычки из колких льдинок слизывали капельки ее крови... совсем рядом раздался волчий вой. Глаза закрылись сами собой и она рухнула и полетела в пропасть без дна и без малейшего света. Ничего не было в этой душной тьме, кроме одного лица — лицо выплывало из окружающего непроглядного мрака, освещенное красноватым светом, алые всполохи отражались в серебристых волосах и аметистовых глазах, звонким колокольчиком раздавался смех...

    Санса очнулась в месте, где никогда ранее ей бывать не приходилось — насколько хватало глаз простиралась высокая зеленая трава, непохожая ни на одну известную ей траву, растущую в Вестеросе. Трава покрывала собой все, колыхалась как морские волны под ласковыми прикосновениями теплого ветра, тихо шелестела налитыми сочными листиками и не было этому травяному морю конца, оно простиралось до самого горизонта. Небо было высоким и чистым, ни облачка не было на его лазурном полотне, было светло, почти как днем, хотя в небе висел лишь невероятно огромный бледно-золотистый лунный диск и мерцали редкие, но очень яркие звезды. Кроваво-красная комета расчерчивала небо своим длинным хвостом. Белоснежная лошадь летела сквозь высокую траву, неся на себе почти обнаженную всадницу, коса всадницы под стать лошадиной масти — белоснежно-серебристая стелилась за ней, подобно хвосту кометы и раздавался тоненький перезвон. Всадница натянула поводья, поднимая лошадь на дыбы. Развернулась и их взгляды встретились. Аметистовые глаза, нежные красивые черты лица. Дейнерис. Она изучающе посмотрела на  Сансу прищурив глаза, втянула воздух и ноздри ее тонко затрепетали, словно у хищника, почуявшего свежую кровь, верхняя губа чуть дернулась, обнажая белые зубы в почти оскале.
    Лошадь тихим шагом тронулась с места. Она была все ближе и ближе к Сансе. Легкая беззаботная улыбка и насмешливые глаза. Та самая, выводящая из себя, уверенность. Бьющая в самое сердце красота. И сила от которой хотелось кричать, хотелось прыгнуть вперед, стащать ее с лошади, вцепиться в эти серебряные волосы, набрать их целые пригоршни, выдрать с корнем, лишить ее их, а потом вцепиться в лицо, расцарапать так, чтобы уже не восстановилось, изуродовать навсегда, вырвать эти откровенно нечеловеческие глаза, которые есть только у них — у драконов, что лишь прикидываются людьми, скрывая за красивыми лицами истинную сущность огнедышащих монстров, бездушных рептилий. Уничтожить ее всю, так словно и не было никогда, словно не рождалось никогда на свет никакой Дейнерис Таргариен. И вздохнуть свободно и легко. Вздохом самого обычного человека, человека, которому не нужны все эти небеса и все это пламя, вся эта магия вперемешку с безумием. Не нужны, потому что не дано — гаденько хихикая подсказал какой-то голос внутри ее головы.
    - Да, не дано и не надо! - зло выкрикнула она в ответ этому голосу и хотела выкрикнуть еще, чтобы вся эта магия провалилась бы уже в пекло, чтобы не мешать никому просто жить свою обычную жизнь, но сама себя оборвала... прямо перед ней стояла белая лошадь, на лошади сидела Дейнерис.
    Молчала, улыбалась. Перекинула длинную косу через плечо и терпеливо распутывала пряди волос. Наконец стало понятно откуда этот постоянный тонкий перезвон — в ее косу были вплетены многочисленные крохотные колокольчики, которые мелодично позвякивали от малейшего ее движения.
    - Дотракийская традиция,- пояснила Дейнерис, заметив взгляд Сансы,- у дотракийцев вообще много интересных и даже замечательных традиций. Например, они полагают, что сырое сердце жеребца, съеденное матерью пока она носит свое дитя сделает ребенка сильным. Я его съела, все целиком. Оно было жестким, но я справилась. Я никому в этом не признавалась, даже себе — мне понравилось, - с доверительной улыбкой сообщила Дейнерис. - Интересно, каким будет твое сердце? Пожалуй я разделю эту трапезу с твоим братом. Я ведь говорила тебе, глупая девочка, что драконы едят все, что захотят, - рассмеялась она и лошадь сорвалась с места сразу в бешеный галоп, но поскакала уже не по земле, а унесла свою всадницу прочь в небеса, к сияющим звездам, вслед за кровавой кометой.
    Санса резко выдохнула и распахнула глаза, очнувшись. Все было неизменно — алые листья чардрева и белые ветви, неподвижное мертвое тело Дейнерис во льду, шепот Джона и голоса вторящие его заклинанию, вой волка, холод... и капли ее жизни, перетекающие по корням чардрева в тело той, что она с таким наслаждением уничтожила бы.
    Горло сдавливало медленно и неотвратимо, воздух все тяжелее и тяжелее протискивался в легкие. Тело уже не ощущалось как свое, оно словно было отдельно от нее. Звуки улетали ввысь, растворясь в небе, до которого она уже никогда не дотянется. Картинка перед глазами постепенно расплывалась, утрачивая четкость, выцветала, теряла краски. Ее уволакивало в густую, вязкую и прохладную тьму. Последнее, что она уловила своим гаснущим сознанием — треск расколовшегося льда.
Конец))

Отредактировано Без_паники Я_Фея (2020-11-26 18:35:21)